Невенчанная губерния
Шрифт:
Бухгалтер несколько растерялся, проникая в смысл услышанного. Тень недовольства появилась на его лице. Видно было, что ему не совсем нравится такое поручение. Он боялся ответственности. «Тем лучше!» — подумал Абызов.
Выпроводив Клевецкого, подошёл к окну и наблюдал, как тот устроился в просторном пароконном фаэтоне спиною к кучеру. На заднем сиденье, лицом по ходу экипажа, ещё раньше места заняли двое охранников. Отрешённо смотрел Василий Николаевич на свой шахтный двор. Пробежал мальчишка-лампонос, тяжело таща потухшие лампы. «Тушёные» — как тут говорили. Возле ствола возились ремонтники, увязывая материалы для спуска в шахту. Через окно едва проникал глухой рокот
Когда привезут деньги и раздадут людям получку, общее напряжение спадёт, он спокойно уйдёт домой с чемоданчиком, а завтра… Какое завтра? Не станет он дожидаться рассвета.
Через какое-то время заглянул ревкомовец из приёмной и сказал, что хозяина просят к телефону.
Звонил управляющий банком. Услышав голос Абызова, обрадованно сообщил:
— Это я проверяю. Сами понимаете — ваш ключ, такое письмо… Мало ли каким путём это могли получить!
— Правильно. Понимаю. Отдайте всё.
Вернувшись в кабинет, Василий Николаевич как заводной пошёл вокруг стола, ещё раз обдумывая, всё ли он предусмотрел. А вдруг Клевецкий припрёт чемодан не к себе в бухгалтерию, что вполне естественно, а прямо сюда, в кабинет!? У этого бонвиванчика ума станет… Решительно вышел в приёмную и стал звонить управляющему банком.
— Вы можете пригласить к аппарату моего бухгалтера? — спросил деловым тоном.
— А его нет, — ответил тот.
— Гм… как это? Поясните, — весь холодея от дурного предчувствия, попросил он.
— Алло! Василий Николаевич, вы как-то так произносите слова… таким голосом… Возможно, наш разговор слышат другие?
— Меня — да, — резко сказал он, косясь на ревкомовца, вытянувшего шею от любопытства, — а вас — нет. Объясните — они там? Или уже уехали?
— Да успокойтесь. Кассир получает деньги, один из «товарищей» глаз с него не спускает, а второго наша охрана в банк не пустила, ждёт у двери.
— А бухгалтер? — нетерпеливо спросил он.
— Всё в порядке. Я его, как он и просил, выпустил через свою дверь. Он благополучно ушёл.
— Отставить! — взревел в трубку Абызов, покрываясь пятнами. — Задержать! Всех задержать. Денег никаких не выдавать. Подлог, гоните всех! Звоните начальнику милиции — пусть преследует бухгалтера!
Схватившись за сердце, он ушёл в кабинет. И тут началось… Прибежали из Совета, явился Чапрак, звонили посланные в Юзовку, сообщали, что их из банка выставили ни с чем. От него требовали ответа: почему запретил выдавать деньги кассиру?
Он что-то нёс… Бухгалтер проворовался, напутал в счетах и потому сбежал. Какие-то счета не сходятся, надо их проверить, сделать ревизию… Почти не контролировал то, что говорит. Все мысли были заняты другим: эта гнида, этот прилипала, козлик напомаженный — обвёл его. Воистину — на всякого мудреца довольно простоты. Но куда он теперь денется с чемоданом? Его тяжесть и в прямом, и в переносном смысле во многом определяет поведение человека… Оправившись от первой растерянности, Абызов взял себя в руки, его мысль заработала с яркостью молнии. «В Юзовке он не останется — исключено. Куда побежит? Через Рутченковку в Мариуполь? Там давно хозяйничают большевики. Не рискнёт. В Ясиноватую? Это же сколько рудников миновать надо? Гладковка, Ветка, Путиловка, Бутовка… Нет, можно, конечно, через Рыковку, Щегловку… Но везде — Советы, ревкомы, дружины, патрули…»
Василий Николаевич бегал по кабинету, усаживался в кресло, к нему заходили, что-то требовали, угрожали, просили подтвердить. Он обещал, соглашался — завтра. Всё — завтра. А сам взвешивал малейшие обстоятельства,
Там ещё порядки построже, к чистой публике — уважение. А уж когда сядешь в поезд — дыши спокойно. Матвеев Курган, Таганрог — затеряйся и живи в патриархальной тишине и строгости. Василий Николаевич сам давно присмотрелся к «Иловайскому варианту», потому что не раз оценивал его для себя, собираясь ехать в Ростов-на-Дону. «Итак, решено: ничего иного Клевецкий не выберет. Это путь многих, можно сказать, уже проторённый. Значит, ещё сегодня ночью, до рассвета, надо быть в Иловайске, чтобы опередить эту гниду. Он, правда, может где-то отсидеться денёк, от силы — два, но не больше. Малейшее промедление не в его интересах. Скорее всего, приползёт уже утром. Уж я его встречу…»
Шурка первый заметил, что хозяин вроде бы не в себе. Неужели так переживает от того, что бухгалтер сбежал? Подозрительно: сами всё утро шушукались, а теперь он комедию разыгрывает.
За неполных два месяца, что работал тут, на Листовской, Шурка успел кое-что высмотреть и понять. Когда назаровцы пригласили к себе управлять рудником Романа Саврасова, тот предложил бравому питерскому боевику своё место начальника народной милиции на Листовской. Опыт у него уже был, но работы всё равно хватало. Встречаться с хозяином доводилось всего считанные разы, но и этого было достаточно, чтобы рассмотреть за безупречной барской наружностью, сдержанными и высокомерными манерами матёрого волка. И то, как повёл он себя после бегства бухгалтера (бегства ли?), казалось неестественным. Шурка подумал, что Абызов ломает комедию, попросту дурачит их.
Ведь как он представлял себе банковское хазяйство? Стоят железные шкафы, набитые деньгами, каждый принадлежит какому-то хозяину. Когда хозяева между собой рассчитываются, пишут бумажку банкиру, и тот перетаскивает пачки денег из одного шкафа в другой. Страшная догадка осветила Шуркино сознание: Абызов не платил рабочим, чтобы накопить побольше денег и сбежать. А когда его арестовали, послал бухгалтера, тот деньги забрал и теперь где-то сидит с ними и поджидает хозяина! А что управляющий банком морочил голову шахтному кассиру, делая вид, что собирается выдать получку, — то всё для отвода глаз. Они же одним миром мазаны.
Подумав так, Шурка вышел из бывшего участка полиции, где сидел у телефона, обзванивая милицейские участки ближайших шахт и сообщая приметы Клевецкого. Вечерело. Из Кудрявой балки тянуло осенней сыростью… Простуженно дышала паровая машина подъёма, дилинькали звонки стволового… Послышался глуховатый топот копыт. Огибая лесной склад, выбежала пара вороных, которые отвозили в Юзовку кассира. Напротив участка лошади замедлили бег, с возка спрыгнули два дружинника и направились к Шурке.
«Надо было крикнуть кучеру, чтобы подвёз до конторы, — подумал он. — Ну да ладно, тут пять минут ходу. Поговорю ещё с ребятами». Он твёрдо решил забрать Абызова из конторы и посадить в холодную до выяснения всех обстоятельств того, что произошло в банке. «Уж я его придавлю — никуда не денется, — думал Шурка. — Меня эта сволочь на подножку не поймает. Я его самого заставлю раскрыться. Самого подловлю…»