Невенчанная губерния

Калиничев Станислав Сергеевич

А стрельба в степи всё ближе и чаще. Время от времени доносилась скороговорка пулемёта. Слесари работали молча, словно стыдясь друг друга. Только позвякивали ключи.

И вдруг длинная-предлинная пулемётная очередь послышалась где-то совсем неподалёку и не в той стороне, куда повёл дружинников Прохор. Посыпались хлопки винтовочных выстрелов. Слесари выбежали из помещения. Бой разгорался сразу за Назаровкой, за давно заброшенным Третьим номером или чуть дальше.

Снова появился Роман.

— Простудитесь, — заметил язвительно. — Машину раскидали, а кто будет собирать?

Вернулись в помещение,

только работы уже не было. Прислушивались к звукам недалёкого боя, а он то затихал, то разгорался. У Сергея сердце как перед напастью — заиндевело от напряжения. Вдруг двери распахнулись, и через порог, шатаясь, ввалился рябой малый, волоча за собою винтовку. Он глотал воздух, как рыба на сухом, грязные ручьи пота стекали из-под суконной шапки. — Казаки… Щас будут!

Венька взял у него винтовку и сунул глубоко под машину, в окошко бетонного фундамента. Носком сапога затолкал туда же ворох промасленной пакли.

— Бери ключи и полезай наверх, — распорядился Сергей. — Венька, вымажь ему рожу мазутом… — Когда беглец взобрался на кожух машины, не дав ему успокоить дыхание, поинтересовался: — Что там? Откуда ваши?

— Мы на помощь юзовским шли. Они под Щегловкой отбиваются от казаков. С Листовской…

— Шурка где? Командир ваш, Чапрак, где? — выкрикнул Сергей.

— Теперь разве скажешь? — растерялся рябой. — Мы обогнули террикон Третьего номера… нашего, Назаровского, а он: «Стой!» — говорит. Казаков увидел. Он первый их углядел. Мы могли бы за старым терриконом отсидеться. Они на рысях шли — тоже, видать, туда, своим на помощь. Я думаю, это сотня с Чулковки…

— Где Шурка, у тебя спрашивают?!

— Да почём я знаю! Он сам не захотел пропустить казаков. Сказал, что они с тылу могут там, под Щегловкой, много наших порубить. Пристроил пулемёт и чесанул. Много побил сразу… А когда они по степи рассыпались, то зашли на нас с двух сторон. Спешились, конечно. Пошли у нас убитые… Много ребят… Ну, он и приказал отступать.

— А сам?

— Почём мне знать? — взмолился рябой, всё ещё с опаской посматривая на двери. — Сначала остался лежать с пулемётчиком, чтобы дать нам отойти, а потом… Ну как я могу знать, если бежал — свету не видел! — чуть не плача, воскликнул парень.

Сергей пинком открыл дверь и выскочил вон. Добежал до парокотельной, выбрался на её задворки. В заснеженной степи виднелись несколько деревьев на поселковом кладбище, а дальше, до самого террикона Третьего номера, выпятила белую грудь степная целина. Что там произошло? До рези в глазах всматривался он в степь, где-то вдали мерещились ему чёрные пятна: может, это и есть побитые шахтёры с Листовской? Но напрямик не побежишь, едва только выйдешь к кладбищу, тебя увидят, как таракана на белой скатерти.

Скатившись с кучи золы, он побежал в балку, Это левее, стороной, там, вверх по ручью, можно добраться до вентилятора и ещё дальше, почти до Второго. Во всяком случае, оттуда можно больше увидеть. В балке снегу намело больше, его сюда сдувало, скатывало с поля. Он нависал с правого склона, как вылезающее из дёжки тесто. Сергей перебрался на левый склон и по нему, проваливаясь, но не набирая в голенища сапог, пошёл вдоль склона. Спешил, нервничал и едва удерживал себя от того, чтобы вылезть наверх и во всю степь, сколько есть силы, закричать: «Братка-а!»

Вот

и вентилятор. Увязшее в снегу краснокирпичное зданьице врезалось в склон, стало вдвое меньше под снегом. Не останавливаясь, миновал его. Тут балка мелела, выполаживалась, уже надо было пригибать голову, чтобы оставаться незамеченным со стороны поля. Ползти он не мог. И не потому, что устал, — невтерпёж было и дальше играть в прятки. Выпрямившись во весь рост, надолго застыл, обшаривая глазами степь.

По одну сторону виднелся небольшой посёлок и надшахтные строения Второго номера, прямо перед ним — грузно осевший террикон и остатки зданий Третьего. Там всё происходило… Где-то там… Слезились на ветру глаза от напряжения. Только теперь до его сознания дошло то, что предугадывал нутром, и что коногонским кнутом подстёгивало сердце: Шурка остался с пулемётчиком, когда все уже отступили… Куда же он подевался после того, как умолк пулемёт? Если был хоть один шанс уйти, то или в посёлок Второго номера, или сюда, в балку. Ведь не раз он бегал по ней. Других путей тут не придумаешь.

Мысли роились в сознании, гудели, оглушали страхом, а глаза обшаривали поле до самого террикона и виднеющихся под ним строений. Вдруг невольно присел: там, около старой нарядной, увидел несколько верховых. Спокойно проехали и скрылись за постройками. В это время почувствовал: ему что-то мешает, отвлекает. Резко повернул голову. Слева, в той стороне, куда он шёл — в снегу шевельнулось что-то тёмное. Потом ещё…

Пригнувшись, побежал ещё выше по балке, которая уже превращалась в неглубокую канаву, плюхнулся на живот и какое-то время полз. Потом выглянул. Неужели потерял из виду? Или ему померещилось? Всё выше поднимал голову, отыскивая на снегу тёмное пятно, отчаянно надеясь увидеть брата. И увидел. Сразу. Ужом заскользил по снегу навстречу. А когда тот неуклюже, боком, посунулся ещё чуть вперёд, заметил на шинели розоватую лепёшку снега.

Шурка не удивился его появлению. Восковое лицо перекосилось от боли.

— Не поднимайся, мы на виду. Помоги до балочки…

Загребая левой снег, Сергей раз за разом подтаскивал брата за ворот шинели, помогая ползти. От жалости и страха его подташнивало: видел, как со спины Шурки отваливаются комочки снега, напитанные кровью.

— Может, сперва перевяжу, а? Каплет с тебя.

— Тащи… В балке…

Наконец приволоклись к едва заметному бережку ручья, который замер где-то подо льдом. Тут можно было сидеть, оставаясь незамеченным со стороны поля. Шуркина правая рука оставалась под шинелью, рукав болтался пустой.

— Кто тебя уже перевязывал?

— Ференц, пулемётчик.

— Из австрияков, что ли? Военнопленный?

— Да, мадьяр. Заткнул на ходу. Я ему и наган отдал. Хотел тащить меня, когда ранило. Только за пулемётом он был нужнее.

Стянув с правого плеча брата шинель и поддёвку, Сергей в первую секунду отшатнулся. Рубаха на спине от самого ворота была разорвана, а под лопаткой пузырилась кровь, вроде её выдували из тела. Пуля прошла под ключицей и задела, должно быть, верхушку лёгкого. Рассупонив на себе все одёжки, Сергей выпростал подол нижней рубахи и остервенело стал рвать его, выдирая ленты и лоскуты полотна. Со страхом посмотрел на брата. Тот, лёжа на боку, тянулся губами к снегу и ел его.