Невенчанная губерния
Шрифт:
Шурка слушал бы ещё, но Анисья Карповна позвала его к столу. Она расстаралась как на праздник: наварила борща с головизной, сама сидела за столом и, подвигая к нему то ломоть хлеба, то солонку, всё расспрашивала, как там у Романа с новой должностью? Сам он, мол, ни слова о работе.
— Уважают его, — фантазировал Шурка. — Чуть что — Роман Николаевич! Ну, а он… само собой — распоряжается. Кабинет свой имеет.
— А как же… — запнулась она, — с забастовкой? Ему, поди, надо быть при начальстве?
— Как вам сказать… Не хозяин он — это раз, и не рабочий — это два. В общем: стоит
К Четверуне он пошёл сразу же после обеда. Прохор жил на Планах — в небольшом посёлке возле Второго номера, где много лет назад кадровым рабочим были выделены участки под застройку — планы. Старшие его разъехались — один брат воевал, другой перебрался на Алексеевку, а сестра с мужем жила в Харцызске. Крытая толем хата-мазанка стала вдруг просторной, в ней остались Прохор с женой Любой и старик отец, который работал сторожем на лесном складе. Мать они похоронили давно, году в девятом. Когда пришло сообщение, что её сын Фёдор, участник знаменитого восстания в Горловке, приговорён к смерти, а потом — что казнён, она слегла, да так и не поднялась.
Встретив Шурку, Четверуня повёл его за хату, в огородик, где среди пожелтевшей огудины ещё можно было найти тёплый огурец или выдрать из потрескавшейся земли головку лука. Присев под самой стеной, среди лопухов и высоких кустов чёрного паслёна, положил руку ему на плечо.
— Ну, что, друг, — сказал он, — пора тебе вступать в партию. Наш комитет давно считает вас с братом своими помощниками, а теперь пора уже и по всей форме…
Прохор притянул к себе куст паслёна и стал собирать нежные, оставляющие на ладони чернильные пятна, ягоды. Набрав горсть, отправил их в рот.
— Как вымахали, а? Мы когда-то с братьями тут паслись. А теперь некому их обрывать. Ешь и ты, вкусно ведь.
Шурка стал обрывать чёрные кисточки, а Прохор, немного стесняясь своего доверительного, почти братнего тона, рассказал, что ещё Пров Селиванов просил его и Андрея Пикалова «положить глаз» на пацанов. Принимать их в организацию не спешили — слишком много было провалов. А теперь сложилось так, что ему, Шурке, после забастовки, как бы она ни закончилась, всё равно придётся уйти из Назаровки.
— Надо, чтобы ты ушёл отсюда партийцем. Мы тебе подберём надёжный адрес. — Четверуня вдруг засмеялся: — И фамилию покрасивше сделаем!
В тот же вечер в сторожке лесного склада на собрании ячейки Шурку приняли в партию, разумеется — РСДРП. Отец Четверуни ходил с берданкой меж штабелями досок, крепёжных стоек, по заваленной корою и опилками территории склада, охраняя свою сторожку.
Сидели в тесноте, почти касаясь друг друга коленями. Шурка с интересом рассматривал назаровских эсдеков. Одних он хорошо знал, других только встречал иногда… И вдруг — Басалыго! Инженер. Вот уж кого не ожидал встретить в такой компании. Все они по-деловому поддержали предложение Четверуни, быстро проголосовали. Потом стали обсуждать, как вести себя в стачечном комитете, какие действия предложить людям, определить минимум требований к хозяевам, ниже которого не уступать.
— А что определять, — мрачно сказал кочегар Арлашин, как бы взвешивая на коленях свои кулаки, — стоять до конца, пока не прибавят
— Я должен кое-что сообщить, — сухо сказал инженер Басалыго. — Сейчас туда-сюда идут телеграммы в Лондон в брюссельское отделение Общества. Оно хоть и называется Русско-бельгийским, но… сами понимаете — исполняет булат, а решает злато. У меня есть сведения, что завтра никаких уступок не будет. Предполагается главная, так сказать, проба сил. К ней готовятся. Ночью должны арестовать несколько активистов, чтобы запугать остальных. Утром обещал приехать помощник окружного атамана вместе с сотней казаков. При такой декорации и пойдёт спектакль.
Это сообщение не порадовало. Люди посуровели.
— А вы чего хотели? — неожиданно весёлым тоном спросил Щербатый, машинист подъёма. — Если не примут наши условия — снять с работы и камеронщиков, и кочегаров. Пусть затопляет шахты! Что же касается арестов — тоже не сидеть, а собрать людей побойчее и дежурить в посёлке. Не дать полиции произвести ночью аресты.
Идея создать дружину для ночного дежурства понравилась всем. Тут же стали называть подходящих людей, которые не откажутся. А вот насчёт того, чтобы снять с работы камеронщиков и кочегаров, мнения разделились. Все, конечно, понимали, что от угрозы до её исполнения может быть весьма далеко. И всё же, принять такое решение — значит, при определённых условиях оставить шахты совсем без присмотра. Долго спорили, но большинство с таким предложением не согласилось.
Ночью Шурка дежурил в боевой группе. Командовал Четверуня. Он оставил в улицах своих наблюдателей, а все остальные — кто с железным прутом, кто с обушком — собрались в помещении выборки, в щелястом сарае, зависшем над пустым бункером. Сидели прямо на полу по обе стороны свободной транспортёрной ленты, на которой стояла шахтёрская «лампа Вольфа». Одни дремали, другие вполголоса разговаривали. Около одиннадцати прибежал Гаврюха. Его и Серёжку оставили дежурить на базарчике, возле кооперативной лавки, откуда расходились пути по всему посёлку. Топая по деревянным трапам, Гаврюха поднялся наверх.
— Полицейская карета… должно быть — из Юзовки. Кроме кучера, ещё трое стражников. Собирается бражка в участке!
— Ступай назад и смотри, куда они направятся, — распорядился Прохор.
После этого на какое-то время всё успокоилось. Шурку даже в сон потянуло. И вдруг раздался грохот. Кто-то запустил каменюкой по пустому бункеру. Четверуня выскочил на открытую эстакаду.
— В чём дело?
Снизу донёсся голос Сергея:
— Полиция… всем скопом пошли на нижнюю улицу. Должно быть, к Гургалю, который вчерась на митинге выступал, царя и войну ругал.
Серёжка ещё и рта не закрыл, а Прохор и с ним боевики уже повалили с эстакады вниз. Было их душ двадцать. Быстрым шагом пересекли юзовскую дорогу, миновали семейные бараки, когда им навстречу выбежал Гаврюха, который дежурил на семейном посёлке:
— Гургаля брать будут! Одни пошли в барак, другие стоят… И карета ко двору подъехала.
Прохор на ходу обозначил, кому что делать, и ещё раз предупредил: «Носом к носу винтовка не стреляет. Ясно? Все разговоры с чинами — почти в обнимочку!»