Неверия
Шрифт:
– Что… что, паря, случилось, а? – раздался снизу чей-то старческий голос.
– Да… Дурь просто снилась! – ещё плохо соображая, ответил Зотов и посмотрел на часы – приближалось время первой пересадки.
– Откуда путь держишь, сынок? – спросил старик.
– Из Неверова, – ответил Жека старику и спустился с верхней полки.
– Из Неверова?! – с удивлением произнёс старик и, причмокивая губами, сказал. – Чудно!.. Сколько живу, а не слыхивал, брат, про ваш город.
Жека молчал и думал о своём. А старик оказался словоохотливым и продолжал говорить:
– Их нынче, как грибов по осени, этих городов всяких… Чудно!..
Старик замолчал на время, а потом негромко и обиженно произнёс, словно обращаясь к неведомому собеседнику:
– Сосут бедную деревню… ещё как сосут!.. Помрёт ведь… что делать будем, а?!
Поезд прибыл по расписанию. Зотов прокомпостировал билет в кассе вокзала, пересел на межобластной поезд и продолжил свой путь.
Уже светлело… За окнами вагона, из предрассветных сумерек, потянулись бесконечные, надоедливые картины безликого зимнего пейзажа. От него веяло тоской и безысходностью. Зотов отвернулся и, закрыв глаза, чтоб не портить настроение унылым видом из окна, вспоминал, улыбаясь, свой сон.
Сновидения посещали его редко – он их не запоминал, не коллекционировал и тем более не верил в них. Но этот утренний, почти анекдотичный сон был соткан из образов его реальной жизни, которые хранила молодая память Зотова.
Тогда он только смутно догадывался, что именно из таких запоминающихся образов, как из булыжников, будет вымощена его жизненная дорога и человеческая судьба. А в такой огромной стране, как наша родина, все дороги вели, ведут и будут вести ещё многих и многих через её белокаменную и златоглавую столицу!
Зотов задумался, вспоминая свою первую и единственную поездку в столицу нашей родины. Ту поездку он заслужил, как награду, за успехи в кружковой работе городской станции юных техников, и произошло это летом, после окончания восьмого класса.
У Жеки, как у большинства его сверстников из провинциального Неверова, образ столицы формировался, прежде всего, по кинофильмам, в которых Москва являлась составной частью кинопроизведения, либо служила основным фоном для развития сюжета. И кинохроника, которая обычно шла перед киносеансами, часто дополняла этот образ современными видами столицы, поскольку только там происходили самые важные и главные события страны.
Зотов рос не домашним подростком – его жизнь проходила в подворотнях, рисковых забавах и дворовых разборках, где юность была короткой и суровой. И поездка в столицу стала для него не просто радостным и увлекательным путешествием, а чем-то вроде увертюры перед вступлением в новую, ещё незнакомую взрослую жизнь. Образ столицы рисовался ему светлыми красками, в возвышенных и даже романтических тонах.
…Столица его удивила, поразила, в чём-то разочаровала, но светлый её образ, если и поблёк, то не настолько, чтоб считать Москву просто большой деревней и не заметить её величавой красоты, и не почувствовать её исторического духа и значения. И если на старинных, живописных полотнах со временем появляются мелкие, как тончайшая паутинка, трещинки, которые свидетельствуют о подлинности этих картин, то в человеческом сознании идеальные образы рано или поздно покрываются трещинами реальности, которые эти образы чаще всего деформируют и даже их разрушают.
На Красной площади Жека увидел обычные окурки, резанул его слух, услышанный там же отборный мат, и крысята,
И как бы ни были противны Жеке крысы, и как бы человечество от них не открещивалось, но они всё-таки являлись ближайшими ему биологическими сородичами. И крысы, как он уже знал, выживают всегда и везде.
О пидорах Жека много не размышлял, полагая, что искоренить их человечеству будет гораздо проще, чем избавиться от хвостатых сородичей. Однако проблема заключалась не только в столичных пидорах, крысах или клопах. Вместе с такими трещинками реальности таял и куда-то испарялся белоснежный покров почти идеального образа столицы. Поэтому у него, как у многих ещё незрелых людей, появлялось неверие в её светлый и непорочный облик. И отсюда возникало ощущение фальши в высоких, благородных призывах, которые разносились из столицы по городам и весям… А народу в неё приезжало немало, из разных краев и по всяким делам.
В гостинице Жека несколько раз становился свидетелем стычек и даже драк между выходцами из наших южных республик, что для него было зрелищем непривычным и несколько неожиданным.
Если в холле и на этажах кто-то выяснял межличностные и межнациональные проблемы с помощью мордобоя, то поздними вечерами, за гостиницей, в зарослях черемухи, к тому времени уже не такой душистой, слышались сладостные стоны во время смычки разнополых особей, представляющих разные народы нашей необъятной родины.
Жека познакомился с ребятами из западной Украины, а они, видимо, от скуки отслеживали каждый вечер молодую и темпераментную особу, которая сопровождала их в той поездке в Москву. Эта дама редко меняла диспозицию для любовных утех в этих зарослях, но зато, как подмечали ребята, круг её почитателей с каждым днём расширялся за счет новых представителей из разных республик.
За гостиницей, через дорогу, за железной изгородью и густым кустарником открывался невзрачный вид. В середине этой плачевной картины стоял старый храм с обветшалыми монастырскими постройками, за которыми начинался погост, превратившийся со временем в обычное городское кладбище, неухоженное на вид и, видимо, уже не функционирующее… Вдоль изгороди тянулась забытая траншея с отвалами щербатого от трещин глинозёма, где местами уже прорастала сорная трава.
Для Жеки не было ничего удивительного в этом неприглядном пейзаже, наоборот, всё это напоминало ему далёкий и такой знакомый Неверов… А где-то совсем рядом жила другая Москва. И стоило Жеке немного приподнять голову и отвести свой взгляд в сторону, как перед ним представал уже совершенно иной, блистательный вид, где над красотами архитектуры и прочими достижениями народного хозяйства возвышался, сверкающий на солнце, грандиозный монумент с устремленной в космос ракетой.
Но даже стотысячная чаша стадиона имени вождя мирового пролетариата, заполненная доверху человеческим людом, которая шумела и бурлила страстями во время футбольного матча, только на мгновения становилась для него душой этого города и никак не хотела превращаться в душу всей огромной страны.