Неверия
Шрифт:
И в голове юного Зотова, исподволь и незаметно, зарождалась другая страна и, наверное, именно в то жаркое лето, в белокаменной и златоглавой столице, возникла и прошла через его подсознание незримая граница уже новой страны… И страна эта называлась страной Неверия.
Быстро пролетели в столице ясные и тёплые дни, наполненные событиями и впечатлениями. Обратный путь домой показался им, немного подуставшим, уже длинным и утомительным.
Утром, расположившись на боковой полке плацкартного вагона, полусонный Жека обратил внимание на женщину с верхней полки, которую он ещё
Это была молодая блондинка с ярко-светлыми, слегка растрёпанными после сна волосами и чуть припухлыми морковными губами. Она, поправляя плавными движениями серебристо-атласный бюстгальтер на высокой, полной груди, не спеша надевала на стройное тело светлую блузку, а после медленно застегивала на ней пуговицы. И всё это время она неотрывно и пристально смотрела на него своими вишнёвыми глазами.
Жека загляделся на полуобнажённое тело Миледи, на её вишнёвые, бездонные глаза, в которых не различались зрачки, но которые притягивали его и влекли своей загадочностью.
И тогда он ощутил, как что-то сдавило ему грудь, заставив учащённо биться сердце, и вместе с этим, доселе неведомым, тревожно-щемящим чувством, в нём пробудилась эта самая страна Неверия, которая теперь росла и крепла с каждым днём…
Вскоре появился супруг Миледи – полноватый мужчина средних лет с сединой на висках, прибывавший до этого в туалете. Плодово-ягодная Миледи оторвала свой далеко не травоядный взгляд от Жеки, и, вяло улыбнувшись, сказала что-то ласковое своему лысеющему Атосу…
А сейчас Жека удивлялся непонятной избирательности собственной памяти, вспоминая эпизоды той единственной поездки в столицу и, устав от поисков чего-то исключительно цельного в своей прошлой жизни, теперь просто взирал на однообразную картину за окном.
Впереди его ожидала ещё одна пересадка, но уже на местный поезд, на котором ему предстояло ехать до Качкара.
15
Из Качкара в Найбу Жека добирался последним автобусом.
Народу в нём набралось немного и в полупустом салоне было тихо. Только девушки, сидевшие сзади Жеки, всю дорогу до посёлка что-то оживлённо обсуждали, часто прерывая разговор дружным смехом.
Жека угрюмо поглядывал в их сторону, но лица девушек в полутьме не различались и, смешиваясь, превращались в безликую, но веселую и беззаботную компанию. Настроение у Зотова, после неудачной поездки в Неверов, было паршивым, а громкий, заливистый смех девчонок лишь его раздражал.
Когда автобус прибыл на место, шумная компания, разом притихнув, покинула его и разбрелась. Жека направился от центра посёлка в сторону, где на возвышенности притаилось его жилище, слившись с темнеющим лесом
Найба, уже безлюдная, укутанная снегом и потонувшая в ночи, засыпала в безмятежном лунном свете. Кругом устоялась тишина, только звонкий хруст снега под ногами Жеки да редкий лай с завыванием собак нарушали, казалось, вечный покой глухого края.
И сейчас, после утомительной дороги, вокзальной сутолоки больших городов и неизбежной пресыщенности человеческими лицами, в этой необычной тишине безбрежного и почти
На следующий день Жека почитывал книгу, лежа на кровати. Когда он услышал чей-то свист рядом с домом, то подошёл к окну и посмотрел сначала на термометр, а потом в сторону ворот – там появилась знакомая фигура Грозина.
– Ты куда в такой мороз? – уже в доме спросил Жека, глядя на раскрасневшееся лицо Грозина.
– Мимо проходил – подумал, может, вернулся… Так оно и вышло! – ответил Грозин. – А собрался на почту – пойдёшь за компанию?
Жена Грозина писала ему в Найбу пространные и обстоятельные письма до востребования, которые он ждал и читал их с удовольствием, правда, сам писал ей короткие весточки, но зато достаточно регулярно.
Вскоре они отправились вместе в центр Найбы, где в двухэтажном деревянном доме размещалось местное отделение связи. Мороз не отступал, а только крепчал, перехватывая дыхание, поэтому по дороге они толком не разговаривали.
Но в этот раз Грозину ничего на почте не полагалось, и он, не получив ожидаемого письма от жены, слегка расстроился, но быстро справился с чувством разочарования и спросил у Жеки:
– Ну, как съездил? – и добавил шутливо, зная, зачем Жека так рвался домой. – На щите или под щитом?
– Да, знаешь, в общем, так себе… – замялся Жека.
– Понятно… Есть проблемы с голосом! – сказал повеселевший Грозин, получив столь уклончивый ответ, и предложил зайти в кафе, а по дороге, как выразился он, прихватить что-нибудь для укрепления голосовых связок.
В почти безлюдном кафе они расположились посередке зала, где было поуютней, и не так сквозило из входного тамбура, когда кто-то сюда заглядывал.
Недалеко от них, через столик, рядом с большой кадкой, в которой рос раскидистый фикус, сидела уже изрядно захмелевшая тунеядка неопределенного возраста, которых в Найбе чаще именовали не иначе, как тунеблядками. Компанию ей составлял невзрачный тип, который вскоре куда-то исчез, а оставшаяся в одиночестве тунеядка, приуныв, попыталась несколько раз затянуть какую-то оперную арию, но все её попытки заканчивались безуспешно в самом начале, то ли от слабости вокала любительницы пения, то ли от потери памяти.
Устав от неудач, тунеядка совсем затосковала, а затем мирно закемарила под фикусом.
В кафе наступила тишина, и стало слышно, как из радиоточки у буфетчицы полилась мелодия уже популярной песни.
Певица пела печальным голосом: «На тебе сошёлся клином белый свет, на тебе сошёлся клином белый свет…»
Грозин с Жекой пили промёрзшую полынную водку. В стаканах от горькой и зелёной жидкости шёл пар.
– Клин клином вышибают, – глубокомысленно изрёк Грозин, глядя на парок, идущий от водки. И Жека понял, что этот вечный рецепт от Грозина, относится к неудачному финалу его любовной истории.