Неверная

Романовская Кира

— Помню…

Горячие большие ладони накрыли её ледяные руки, что мертвой хваткой вцепились в кусок натуральной кожи, который вдруг исчез из её поля зрения и ей не за что было больше хвататься. Влад взял её ладошки в свои и крепко сжал, Ида боялась поднять на него глаза, но и вырвать руки оттуда, где стало так хорошо и спокойно, она не могла. Его горячее сбивчивое дыхание будто ласкало ей волосы на макушке, он был слишком близко.

— Я три года вёл себя как обиженный маленький мальчик, ты всё верно сказала. Только этот мальчик забыл, как смалодушничал после предательства и не смог признаться, потому что знал, что ты не простишь. Для тебя это неприемлемо ни в каком виде… Это ты для меня была ориентиром во всём, за тобой я шел, когда не знал, как правильно поступить, ты меня вела. Не наоборот. И когда я показал тебе дорогу

на выход, ты правильно сделала, что ушла. Нельзя соглашаться на требования террористов, что удерживают заложников. Им был наш сын. Три года я держал своего сына в заложниках, чтобы ты вернулась, не ко мне, так к нему. Три года я тебя за это ненавидел, что посмела не только мне изменить, но даже в ногах у меня не валялась, вымаливая прощения, и сын от меня как будто был уже не нужен. Без тебя я будто и не жил, так барахтался в какой-то грязи, что-то там делал, в работе копошился, три года как один день пролетели. Один паршивый день. Сыну в глаза смотреть боялся, там была ты, и его вопросы, на которые ответить мне было стыдно. Тебя ненавидел лютой ненавистью, а ты за меня в это время молилась. Вот такой ты человек. Я ничего не сделал, чтобы что-то изменить, я мог найти тебя, легко, ты ведь далеко не убежала. Я понял про какой шанс ты говорила как-то. Ты дала мне возможность успокоиться и всё исправить и я ею не успел воспользовался. Вместо того, чтобы что-то попытаться выяснить или хотя бы повнимательнее присмотреться к кадрам плохого кино, я предпочел страдать. Прости меня Ида, твой муж идиот. Я очень надеюсь, что когда ты два года ко мне приглядывалась, а потом выходила замуж, ты отчасти это понимала.

Влад тихо усмехнулся, пока Ида молча стояла, как виноватая школьница, отчаянно прикусив губу, чтобы не сорваться в истерику и рев. Он рвал её на части словами, что она от него ждала намного раньше, и они даже иногда звучали, обрывками, в моменты ссор и попыток спокойно поговорить, но они были так разрозненны и вырваны из общей картины, что было совершенно непонятно о чем он говорит, и говорит ли искренне.

— Дима посоветовал мне извиниться и сказать, что я так больше не буду. Прости меня Ида, пожалуйста, прости, я наломал таких дров, что тебе осталось только собрать их и поджечь, сжигая всё, что у нас было, лишь бы было больше не больно. Я понимаю, как тебе было больно, твоя измена была липовой, а боль от неё для меня настоящей, а моя никуда не делась и стоит между нами стеной. Я знаю, теперь понимаю. Не хочу делать тебе ещё больнее своим присутствием в твоей жизни, правда не хочу. И всё же я с тобой, не могу уйти. Даже в этом извращенном понятии семьи, что у нас сейчас есть, я счастливее, чем был до этого. И как отец наших детей, я тоже очень счастлив. Но ты не счастлива, я всё понимаю. Не думай, что не вижу, как ты устала, как тебя всю трясет от случайных встреч со мной. Мне от этого паршиво, но я как упертый баран, муж упрямой овечки, и маньяк одержимый, не могу тебя отпустить. Я не могу отпустить тебя, слышишь?! Я не могу отпустить женщину которую люблю больше жизни! Просто не могу! А ты не можешь просто забыть, простить и жить дальше.

Влад тоже начал будто задыхаться, шумно дыша носом он прижался лбом к её волосам, она вздрогнула, в ответ он крепче сжал её ладошки в своих. Ему казалось, что стоит их рукам разомкнуться, как тонкая ниточка, что связала их в моменте порвется и всё будет кончено, навсегда, а пока нужно за неё держаться изо всех сил.

— Ида, мы не вернем то, что было, но может быть на пепелище старой жизни мы сможем построить новую. Вместе… — хрипло проговорил он и от его тембра голоса, будто задрожали все стекла вокруг, столько в нем было напряжения. — Я однолюб, Ида, также как и ты… Если нам нужно закончить старое, чтобы начать новое, я готов. Разведемся, будем жить отдельно, растить детей, попытаемся наладить и построить другие отношения, с чистого листа. И может когда ты перестанешь на меня злиться, что-то и получится. Или у тебя получится с кем-то другим, что более вероятно. И всё таки, сдаваться я не намерен. Мне просто нужна передышка, я срываюсь, говорю ужасные вещи, психую, делаю ещё более ужасные вещи, опять делаю тебе больно. Я тоже устал. Быть с тобой и не быть одновременно.

Ида стояла ни жива, ни мертва, Влад замолчал, сказав всё, что было на душе, он тяжело вздохнул, потревожив ее голливудские локоны и между ними наступила тишина. Лишь дождь вокруг неистово

стучал по окнам оранжереи, где в тусклом свете одинокой лампочки двое застыли друг перед другом. Мужчина всё ещё боялся отпустить её хрупкие ручки, которые он с таким трудом отогрел, а женщина стояла будто на краю, то ли пропасти, то ли нового начала. И ей надо было решить шагнуть ли вперед или по привычке бежать назад, надеясь, что когда она найдет в себе силы и обернется, то увидит его.

— Я хочу забыть… — едва слышно сказала она, не поднимая головы.

— Что? — слегка нагнулся Влад, пытаясь, наконец, посмотреть ей в глаза.

Ида решила перестать прятаться, перестать врать самой себе и ему, она выбрала свой путь, десять лет назад, когда впервые поцеловала его, она всё решила. Она вскинула голову и посмотрела ему в глаза, гордая и решительная секунду назад, маленькая хрупкая женщина внутри неё тут же стушевалась под его пристальным взглядом. Слова, что она хотела бы сказать застряли в горле и она нервно сглотнула их остатки.

— Что такое, Ида?

Она прикрыла веки, чтобы хоть как-то собраться, прийти в себя и сказать то, что не даст ей повернуть назад.

— Я хочу забыть… — медленно проговорила она, открыв глаза. — Помоги мне забыть.

Несколько секунд он вглядывался ей в глаза, пытаясь прочитать в них смысл того, что она сказала. И он надеялся, что понял всё верно. Влад нагнулся вперед, преодолев оставшееся между ними расстояние сквозь воздух, что стал словно плотнее и не пускал его к ней. Её алые губы без следов помады чуть приоткрылись, и он дотронулся до них своими. Нежно осторожно, боясь спугнуть женщину, что тихо пискнула, когда он втянул её нижнюю губку в себя. Их поцелуй двух школьников без языка длился меньше минуты, пока мальчик его не прекратил, чуть отстранившись, он изучающие взглянул на лицо своей девочки и увидел две мокрые бороздки от слёз, что сверкали в тусклом свете оранжереи. Он всё не так понял?

Ида, увидев, что он замешкался, немного ему помогла, показав верное направление, она робко улыбнулась и у Влада сорвало крышу от счастья свалившегося ему на голову так неожиданно. Он притянул её руки к своему лицу и жадно припал к ним губами, целуя тонкие пальчики. Его жена в это время улыбалась всё шире, хотя по щекам пролегли новые мокрые бороздки. Влад прижал её ладони к своей груди, оставляя их там, а сам взялся за её пояс на пальто, резко расстегнул и его, и пальто, от чего Ида удивленно смотрела на него. Зачем он её раздевает? Ему было нужно поучаствовать её ближе, нужно было прямо сейчас. Он скользнул руками по её талии, обнимая за спину и впился губами в её рот, действуя намного наглее.

Ида тихо застонала, когда от этого поцелуя по её телу прокатила горячая волна предвкушения чего-то большего, даже если это что-то случится прямо сейчас в помещении, где они были как рыбки в аквариуме, у всех на виду, ей было всё равно, лишь бы случилось. Она обняла его одной рукой за шею, а другой нежно обхватила колючую щёку и почувствовала, как её ноги оторвались от пола. Влад поднял её, крепко обхватив за туловище, не прерывая поцелуй, который уже переходил все рамки приличия. Ида так и висела, паря в невесомости, пока её губы заново привыкали к его властным поцелуям.

— Такая маленькая Ида и такая большая любовь… — тихо сказал Влад, оторвавшись от неё и потеревшись о её носик своим.

— Извини, что я такая упрямая. — шмыгнула она носом, пуская новые слезки по щекам.

— Не надо за это извиняться! Мне другая Ида не нужна, только такую люблю, мою упрямую овечку!

Его Ида блаженно улыбалась, пока он снова не начал целовать её. Она чувствовала своим телом, как его всё больше напрягается, и уж было подумала, что сейчас они совершат один из самых безрассудных поступков в их жизни, и она была даже на него согласна. Не согласна была женщина, которая громко разрушила тихое счастье между ними своим злобным голосом:

— Какие же от вас обоих тошнит, Ковалевские! Когда вы уже оба подавитесь друг другом!

Глава 51

Отвратительный прокуренный голос с характерной хрипотцой вырвал Влада из момента счастья, вернув в реальность, где даже аромат любимой женщины прямо под носом не мог оттенить затхлый запах прелых растений и гнилостное сладковатое зловоние парфюма, что исходило от падали за его спиной. Ида висела на муже, растерянно глядя ему в глаза, крепко обхватив за шею и плечи.