Неверный отец. Счастье в конверте
Шрифт:
– Как? А кто же тогда?...
– Суррогатная. Она вынашивала ребёнка на заказ. Для кого-то другого. И планировала продать его после родов, - не выбирает выражений Герман, а у меня мурашки по коже от такого цинизма и равнодушия.
– Разве можно продать малыша? – выдаю вслух, не сдерживая слез. Демин стирает их подушечками пальцев, обхватив мои щеки холодными ладонями.
– Законом не запрещено. Это не её ребёнок, а она лишь инкубатор, о чём свидетельствует договор с одной из клиник. Заказчик, к сожалению, остался анонимным.
–
– Мои люди успели раздобыть информацию о ней буквально за пару часов до того, как появились эти родственнички, - выплевывает брезгливо, и я примерно представляю, в каком тоне проходил их разговор. Кажется, Герман позволил себе лишнего и наверняка отвесил им пару ласковых, как он умеет на нервах.
– Мать сделала вид, что понятия не имеет, о чём речь. Брат засуетился, но тоже развел руками. Видимо, они надеялись увидеть заказчика в моем лице и потребовать обещанное вознаграждение, а получили трехэтажный мат и заявление в полицию.… - усмехается с сарказмом.
– Представляю, - не могу сдержать улыбки, зная, каким вспыльчивым бывает Демин, особенно если дело касается дорогих ему людей. – Значит, Мишу не заберут?
– У родного отца – нет, - чеканит резко и хмурится. – Но я так и не оформил усыновление.
– Значит, нам нужно скорее закрыть этот вопрос, - перебиваю его, ввергая в шок нас обоих.
Совсем недавно я разорвала отношения из-за ребёнка, а сейчас готова принять его сына? Не верится... Но это так. Маленькая жизнь важнее всего, во мне растет и развивается такая же.
– Нам? – выгибает бровь Герман.
Вместо ответа целую его, со всей неистраченной нежностью и любовью. Хочу раствориться в нем, но здравый смысл и дикий страх снова быть преданной не позволяют мне расслабиться.
– Почему она узнала тебя? – сипло шепчу, не рискуя посмотреть ему в глаза. Боюсь увидеть в них ложь.
Он подцепляет мой подбородок пальцами, заставляет поднять голову – и сам устанавливает зрительный контакт. Показывает, что ему нечего скрывать.
– Это мне ещё предстоит выяснить. Клянусь, я не знал ее, - повторяет в который раз. Твердо, жестко, безапелляционно.
Протяжно вздохнув, я покорно киваю. И решаю открыться ему.
– Мне звонил Марат.…
– Чёрт!
– выплевывает грубо. – Чего от тебя хотел этот урод? – берет меня за плечи, сжимает ощутимо. Заметив растерянность в моих глазах, ослабляет хватку и порывисто целует в щеку, извиняясь за несдержанность. В этом весь Демин – горячий, но отходчивый. Мы с ним как вода и пламя.
– Убедить меня, что ты предатель, - признаюсь честно, не желая больше ничего скрывать от Германа. А ещё… я подсознательно хочу вернуться под его защиту. С ним спокойнее и не так одиноко. – Марат твердил, будто у него есть какой-то компромат на тебя…
– Чушь собачья, - зло цедит он. – Сафин лжет.
– Почему он не может просто оставить нас в покое? – жалобно тяну, лихорадочно всхлипывая от тревоги
– Потерпи, любимая. Ещё немного….
Я оказываюсь в родных мужских объятиях – и замираю, окутанная лаской и заботой самого непредсказуемого грубияна в медицинской сфере. Для всех окружающих он гроза, а для меня – мой персональный оазис. Я не готова от него отказаться. Не в этой жизни…
– Терплю.... Но что изменится, Герман? – лепечу, зарывшись носом в его часто вздымающуюся грудь. Врезаюсь пальцами в смятую ткань рубашки, пропитанную больничными запахами.
– Марат злится и пытается укусить меня побольнее, потому что догадывается, кто именно инициировал его проверку, - многозначительно произносит он. Поднимаю на него непонимающий взгляд, недоуменно качаю головой. – Помнишь, Амина, я однажды рассказывал тебе, как спас роженицу с пороком сердца? Ее зовут Виктория Богданова. Я сохранил её двойню, вопреки прогнозам, провел кесарево, собрал лучших специалистов, которые откачали мамочку. Мы её с того света достали…
– Да, я помню эту историю, ты лучший врач, - смотрю на него с восхищением и гордостью.
– Обычный, - отмахивается небрежно, словно я смутила его. – Тем не менее, вся медицинская семья Викки решила, что отныне у меня в неоплатном долгу. У её отца связи в Минздраве.… Стоило мне заикнуться о Богомоловой, как её в два счета сняли с должности. На очереди Сафин, но с ним сложнее. У него тоже есть определенные знакомства, которыми он панически жонглирует. Посмотрим, кто кого…
– Марат с ума сойдет, если лишится статуса, - закусываю губу и импульсивно зажмуриваюсь, предвкушая его слепую ярость.
– Он уже неадекватен, Амина, и опасен для окружающих. Но главное, он несёт угрозу тебе. Только за это я готов его с землей смешать, - рычит Герман и, кажется, разорвет каждого, кто посмеет приблизиться ко мне.
Мне страшно и волнительно одновременно. Его любовь чем-то похожа на одержимость Марата. Однако есть принципиальное отличие: если бывший муж делает больно мне, то Герман стремится уничтожить моих обидчиков. За ним я действительно как за каменной стеной.
– Я люблю тебя, родная, - признается он совершенно другим тоном, словно дьявол на время покинул его тело.
Рядом со мной он превращается в ангела. Бережно гладит меня по голове, расцеловывает щеки, крепко прижимает к себе, боясь отпустить.
– И я тебя, - шепчу чуть слышно.
Демин улавливает вибрации, выдыхает с облегчением и надеждой, касается губами моей макушки. Мы стоим в обнимку и теряем счёт времени, словно ничего вокруг не существует, кроме нас.
Тонкий детский крик проникает в наш уютный мирок, наполняя его новым смыслом. Улыбнувшись, я поворачиваюсь к двери комнаты, где всё это время спал Миша. Бросаю взгляд на часы, а затем возвращаюсь к помятому лицу Германа. Провожу кончиками пальцев по его отросшей щетине, невесомо целую в уголок рта, который тут же изгибается в усталой улыбке.