Неверный отец. Счастье в конверте
Шрифт:
– Амина не вещь, и она сама решает, с кем хочет остаться, - перебиваю Сафина, пока сам не вспылил. Его собственнический тон выводит меня из равновесия.
– Ты давно должен был понять, что её выбор не в твою пользу. Задолго до того, как я появился, - ухмыляюсь, заметив, как он чернеет от злости.
– Амина никогда не была твоей. Ваш договорный брак ни к чему хорошему не привел.
– Не тебе судить, неверный, - выплевывает он с пренебрежением.
– Именно ты опозорил Амину, а не я.…
Мы заводимся одновременно, как по щелчку пальцев невидимого кукловода. Марат важно тычет себя пальцем в грудь,
Тварь!
Резко встаю, отбросив стул. Подавшись вперед, я со всей силы врезаю Сафину по лицу. Кулак впечатывается в нос, слышится хруст хряща и сдавленный стон, который неожиданно сменяется диким хохотом.
Опешив, я хватаю психа за грудки. Вглядываюсь в его искаженное гримасой боли и безумия лицо.
– Я чертовски устал от всей вашей прибабахнутой семейки, - ору на него с яростью, не беспокоясь о том, что нас может услышать медперсонал. Если кто-то посмеет вмешаться, то пойдет на хрен.
– От греха меня сейчас отделяет лишь то, что у тебя, урод, есть информация, которая мне нужна.
Я крепче сминаю отутюженный хлопок белого халата, на который капает кровь.
– Ха! Именно так, - смеётся Сафин мне в лицо, и я передергиваю плечами, потому что в этот момент он предстает не врачом, а одним из своих пациентов.
– Возможно, я и расскажу тебе, если…
– Ты не в том положении, чтобы диктовать условия, - встряхнув его напоследок, я отшатываюсь от этого дерьма и брезгливо вытираю руки о ткань брюк.
– Ты тоже, - хрипло покашливает и тянется за спиртовыми салфетками. Поморщившись, прикладывает их к разбитому носу.
– Мне нечего терять – у меня и так почти все забрали. Зато ты, наоборот, можешь обрести нечто важное, и только я могу тебе в этом помочь.
Вернувшись за стол, постукиваю пальцами по его деревянной поверхности. Времени на размышления у меня немного, да и мерзавец прав. С ним я быстрее найду брата.
Я обязан вернуть Мишу в семью, чего бы мне это ни стоило!
Боюсь, для всех это станет ударом. Я ни слова пока не сказал родителям – побоялся их тревожить. Помню, как мама слегла с микроинсультом и как папа хватался за сердце, когда нам сообщили, что Миша пропал. Тогда я прочувствовал, что такое безысходность. Это было так тяжело и больно, что мы до сих пор не говорим о нем, будто его не существует. Стараемся не бередить незажившие раны.
На протяжении семи лет я живу как единственный сын, словно у меня никогда не было брата. Пора положить конец забвению.
– Я тебя слушаю, - чеканю четко, тем самым поднимая белый флаг.
– Отзови своих шавок, Демин, останови проверку, - командует Марат, с шипением ощупывая переносицу.
– Я сохраню должность и статус, ты.… вернешь родного брата. По-моему, равноценный обмен.
– Не совсем, - простреливаю его напряженным взглядом.
– Я хочу, чтобы ты оставил в покое Амину.
– Ты же сам сказал, что она сделала свой выбор. Амина – взрослая девочка…
– Отцепись от моей женщины, прекрати преследовать её, звонить, портить ей карьеру и травить на нее родителей. Амина беременна – и если что-то случится с ней или с моим ребёнком, я тебя зарою, клянусь.
Мы будто на сложных переговорах, и от их итогов зависит всё. Заключаем пакт о ненападении, который мой противник один хрен нарушит.
– Я признаю свое поражение, - он поднимает испачканные кровью ладони, и это так символично.
– Меня утомила эта война. Сделай пару звонков, Герман, и останови её. Обещаю, что больше не приближусь к твоей семье.
Не верю ни одному его слову, но тянусь за телефоном и набираю доктора Богданова. Марат следит за каждым моим движением, затаив дыхание.
Длинные гудки, официальное приветствие, несколько фраз – и обрубается единственная ниточка, за которую я мог его дергать.
– Готово, - бросаю трубку. – Твоя очередь. Говори…
Время останавливается, а вместе с ним и мотор за моей грудиной. Я весь превращаюсь в оголенный нерв. Сафин лениво поднимается с места, намеренно нагнетая атмосферу. Вокруг меня коротит и замыкает электричество, а он питается высвободившейся энергией.
– Чай? Кофе? – предлагает с мерзкой ухмылкой, в то время как меня выворачивает наизнанку от ярости.
– Что-нибудь покрепче?
– Ты издеваешься, мать твою?!
Бью кулаком по столу, а хотелось бы снова съездить ему по роже. Ломаю ручку в сжатой ладони, отбрасываю куски пластика в сторону – и выдыхаю.
– Гнев разрушает и мешает мыслить здраво, - победно усмехается Марат, будто только что успешно провел трепанацию черепа самому буйному пациенту.
Неторопливо подходит к шкафу, а каждый его шаг болью отзывается в висках и всплеском адреналина в крови. Стиснув челюсти, я наблюдаю, как он открывает дверцу, ведёт паучьим пальцем по корешкам папок, подцепляет одну и мучительно медленно листает её по пути к столу.
– Михаил Панкратов, тридцать три года, - опускает бумаги передо мной. – Посттравматический синдром, диссоциативная амнезия…
– Что за… - проглатываю ругательство, но всё-таки кружу глазами по строчкам. – Миша должен быть старше, и его фамилия – Демин. Не знаю, чью историю болезни ты пытаешься мне подсунуть, но это точно не.… - резко осекаюсь, увидев фотографию.
В легких мгновенно сгорает весь кислород, воздух вокруг кажется жарким и удушающим, как в знойной пустыне, глотку сводит сухим спазмом.
Не может быть!
Из карточки на меня смотрит родной брат.
Михаил осунулся и похудел за эти годы. В глазах – тоска и безысходность, будто он потерял смысл жизни, на лбу – глубокие борозды, как у мудреца, на висках и аккуратной бороде – преждевременная седина. Передо мной совсем не тот бойкий Медведь, которым я видел его более семи лет назад, но это он! Я ни с кем его не перепутаю.
– Вот и я удивился, - хмыкает Сафин, проследив за моей реакцией.
– Полтора года назад меня, как ведущего специалиста, попросили посмотреть сложного пациента с полной потерей памяти. Правда, вызвали на край страны. Обычно я принимаю только в столице, ко мне съезжаются из разных округов. Стоят в очереди, - самодовольно бахвалится, и мне остается лишь закатить глаза. Перебивать его не спешу, а наоборот, впитываю каждое слово, как губка.
– Так как случай был интересный, а обратилась ко мне коллега-медик, то я, поразмыслив, всё-таки согласился. Пришлось лететь в глухомань на Крайний север. В истории указан точный адрес, - роняет как бы невзначай, и я готов мчаться туда прямо сейчас, не теряя ни секунды.