Неверный отец. Счастье в конверте

Лесневская Вероника

– Идём, маленькая, - ласково шепчет на ухо.

– Герман, - зову его сипло, когда мы оказываемся в столовой наедине, - а твоя нереальная версия появления сына, которую ты проверяешь, как-то связана с братом?

– Да, - кивает, устраивая меня в кресле возле камина. – Проголодалась, да? Я тебе сейчас все принесу. Выберешь сама, что будешь есть. Тебе удобно?

Накидывает плед мне на колени, поправляет уголки и собирается уйти без ответа, но я хватаю его за запястье. Останавливаю.

– Герман, – строго повторяю. – Если

ты хочешь, чтобы я простила тебя и приняла вас с сыном, придется разговаривать со мной. Обо всём. Даже если очень больно и ты боишься показаться слабым. Я люблю тебя, Герман, - признаюсь на эмоциях и вижу, как он меняется в лице, а на дне зрачков вспыхивает целительный огонь. – Но мне нужна вся правда.

Пересекаемся взглядами. Глаза в глаза.

Я не отступлюсь, и Демин это чувствует.

Протяжно вздохнув, он сдается, опустившись на одно колено передо мной, как верный рыцарь, и уложив ладони на мои колени. Накрываю его руки своими, сплетаю наши пальцы. Подбираюсь вся от макушки до пят, превращаясь в оголенный нерв, когда он, наконец, решается открыться мне.

– У близнецов идентичная ДНК, а Миша в последние годы перед трагедией был одержим наследниками. В телефонных разговорах он всё чаще повторял, как ему жаль, что у него нет детей. Сокрушался, что случае чего никого не оставит после себя. Нервничал по этому поводу так сильно, что даже отважился сдать свой биоматериал на хранение в одну из клиник в городе, где служил. Только не признался, где. Гребаная тайна, мать её! – выплевывает в сердцах, матерится ещё грубее, но затыкает себе рот кулаком.
– Я тогда посмеялся над ним, заверил, что всё у него впереди, а зря.… Это был наш последний разговор.

– Ты же не знал, что всё так произойдет. Не вини себя, - успокаиваю его, нежно поглаживая по грубой щеке кончиками пальцев. Он ловит их в миллиметре от своего лица, целует каждый. – Ты думаешь, кто-то мог воспользоваться материалом твоего брата? И этот малыш не твой, а Михаила?

– Это последний вариант, - жарко выдыхает мне в ладонь и обжигает кожу легким поцелуем. – Я попросил друзей по линии Минздрава проверить все клиники. Где-то должна всплыть фамилия Демин. Если нет…

– В любом случае этот ребёнок останется в семье, - произношу твердо, выделяя каждое слово. – Мы не можем его бросить.

– Мы?

Он устремляет на меня полный надежды взгляд. Посылает безмолвные сигналы, которые проникают прямиком в сердце, точно в цель – и навылет. Ласкает ментально, не прикасаясь, а у меня мурашки несутся табуном вдоль позвоночника.

Вспоминаю, как хорошо с Германом. Просто находиться рядом. Просто дышать в унисон. Просто молчать обо всем.

Мы.…

Я не представляю жизни без него. За это время он стал неотъемлемой частью меня – и оставил во мне свое продолжение.

Навечно связаны.

– Знаешь, я наконец-то проголодалась, - смущенно улыбаюсь, так и не ответив на его вопрос.

Я демонстративно обнимаю

и поглаживаю живот, переключая все внимание Германа на нашего будущего малыша. Эгоистично прошу уделить нам время, подарить частичку любви и заботы, и он откликается незамедлительно.

– Ай, ч-чёрт! Прости, моя хозяйка, - порывисто выдыхает мне в губы, легко касается их своими, а потом наклоняется к животику. Зацеловывает до щекотки, и я заливисто смеюсь, чувствуя, как слёзы счастья и облегчения обжигают щеки. – Я мигом на кухню!

По пути Герман едва не сбивает с ног тетушку, выхватывает у неё поднос и, скептически изучив содержимое, важно несёт его мне. Снова не могу сдержать смех, свободно льющийся из груди.

Демин прекрасен, но немного неловок в роли будущего отца.

– Ох уж эти молодые папочки! – с улыбкой бубнит ему вслед Элеонора. – Сначала косячат по-взрослому, а потом пороги лбом оббивают, чтобы прощения заслужить.

Ничуть не смутившись, Демин приближается ко мне. Тётя уходит, махнув на нас рукой, а я перемещаюсь к камину. Расстелив плед на полу и сбросив подушки с дивана, я приседаю на пол. Обернувшись, похлопываю ладонью рядом с собой в пригласительном жесте.

– Любимая, тебе точно будет удобно? – прищуривается Герман, насторожено оценивая мое импровизированное гнездышко.

– У камина теплее, - пожимаю плечами и отворачиваюсь, безмятежно наблюдая, как играет пламя.

Мои губы непроизвольно расплываются в улыбке, когда Демин, тяжело вздохнув, покорно устраивается рядом. В больнице с подчиненными он строгий заведующий, а со мной… обычный мужчина, заботливый и трепетный. Он ставит поднос у моих ног, тянется за бабушкиной шалью, накидывает её мне на плечи.

Обнимает…

И всё. Лед между нами тает. Невидимые стены падают, рассыпаясь по кирпичикам.

Я зарываюсь в его уютные объятия – и забываю обо всех невзгодах.

– Не увиливай от ужина, ешь, - строго приказывает он, а сам целует меня в макушку.

Подает мне тарелку, но ложку забирает себе, зачерпывает немного пюре, дует на него – и кормит меня с рук. Это так интимно, что я прикрываю глаза.

– Так, брысь, - сгоняет бабушкину кошку с моих колен.

– Оставь, - хихикаю, отломив для нее кусочек котлетки. – Она тоже член семьи. Да, Мурка? – треплю её по холке, пока она ест.

Машинально открываю рот, когда Герман подносит к моему лицу очередную порцию еды. Касаюсь его пальцев губами, а он проходится подушечкой по нижней. Смущаюсь.

– Ешь, - убирает крошку из уголка рта и бархатно смеётся над моей реакцией.
– Вижу, тебе очень нравится здесь. Не зря ты от меня в поселок сбежала. В следующий раз буду знать, где тебя искать.

– Я устала бегать, - роняю голову ему на плечо, не сводя глаз с огненного танца в камине.
– Мне тут спокойно и уютно. Как когда-то было дома, пока не появился Марат и не забрал меня оттуда в свой ад.