Невероятный сезон
Шрифт:
– Не думаю, что она поблагодарит вас за попытку защитить ее. Грация любит вести битвы сама.
Она снова повернулась к Солсбери, не в силах смотреть, как кузина навлекает на себя беду. Мистер Солсбери пристально изучал ее, а затем сказал:
– Думаю, умело оскорблять – своего рода искусство. – Он начал рассказывать о недавней экскурсии в галерею одного художника. – Я увидел картину, где Елена спускает на воду тысячи кораблей, и она очень походила на мою тетю Агату. Я так и сказал. У тети было лицо, известное тем, что им пугали детей. Если она и спускала на воду
Калли неохотно улыбнулась.
Энн склонилась к ней и произнесла:
– Чего Генри не упомянул, так это то, что художник стоял у него за спиной.
– И он вас услышал? Бедняга!
– В этом нет ничего плохого, – ответил мистер Солсбери. – Я почувствовал себя обязанным приобрести одну из его проклятых картин, и, скажу вам, это обошлось мне в кругленькую сумму.
Калли рассмеялась. Неужели мистер Солсбери так внимателен: увидел ее дискомфорт и попытался отвлечь рассказом? Или дело лишь в том, что он не мог оставаться серьезным дольше пары минут?
Ее смех подхватили люди вокруг. Звук распространился по залу и вернулся, становясь громче, и Калли поняла, что подобную реакцию не мог вызвать рассказ мистера Солсбери. О, нет. Она обернулась к кузине и увидела, как мистер Левесон уходит от столика с закусками – выглядя ужасно довольным собой – а Грация бежит к дверям. Казалось, она вот-вот заплачет.
– С вашей кузиной все в порядке? – спросила мисс Солсбери, озабоченно сдвинув рыжевато-золотистые брови.
– Не знаю, – ответила Калли. – Извините, я должна пойти к ней.
На этот раз ей не потребовалось усилий, чтобы протолкнуться сквозь толпу, отделяющую ее от дверей. Беспокойство за кузину придало ей сил. К моменту, как она добралась до террасы, Грация уже исчезла. Но в какую сторону она пошла? От террасы отходили две изогнутые лестницы, заканчивающиеся по сторонам мощенной камнем площади. Сад простирался во всех направлениях, украшенный живыми изгородями и розовыми кустами.
Калли показалось, будто она заметила что-то розовое у высокой живой стены. Грация? Спустившись по лестнице, она позвала ее, но кузина не ответила.
Приглушенный звук рыданий донесся неподалеку. Калли побежала вдоль изгороди, та уходила по направлению к массивной каменной стене, но Калли не могла разглядеть, чем она заканчивалась. Она добралась до стены и вернулась обратно, напряженно прислушиваясь. С террасы донеслись голоса, и она услышала то, что, как подозревала, было не слишком скромным поведением какой-то пары, но рыдания стихли.
Раздвинув заросли, Калли, прищурившись, всмотрелась во тьму. Ей хотелось, чтобы фонари, которые ярко сверкали возле дома, горели и здесь. Она не могла разглядеть кузину. Может, лучше позволить Грации разобраться в своих чувствах и самой вернуться в дом? Если она ушла куда-то в глубь сада, это ее выбор, и она вернется, когда захочет.
Нет… Калли не могла поступить так. Будет неправильно позволить кузине бродить по саду одной, но, что более важно, нехорошо оставить ее в одиночестве, когда она так расстроена.
Калли прошла вдоль изгороди еще несколько шагов.
–
До нее донеслись легкие всхлипы. Было что-то печальное в этом звуке, в том, каким тихим он был, будто кто-то старался, чтобы его не услышали и не подняли на смех.
Сердце Калли сжалось. Она бы никому не позволила плакать в одиночестве.
Она вновь вгляделась в темноту. Казалось, звук доносился из-за кустарника, но трудно было сказать наверняка. Там. Калли почти не сомневалась, что видела розовый проблеск ткани. Что ж, если кузина смогла пробраться туда, то и она сможет.
– Я иду, Грация! – Расправив плечи, Калли протолкнулась сквозь живую изгородь, выбрав место, где ветви казались более редкими, и их было легче проломить.
Прутья царапали ей лицо и цеплялись за платье. Она вошла глубже и остановилась. Она не могла продраться дальше, пойманная будто в ловушку. Она застонала и попыталась ретироваться. Но крепко застряла. Ее рукав запутался так, что она не могла пошевелить плечом, и тонкие, полупрозрачные юбки оказались в крепком плену. Что-то острое вонзилось ей в зад.
Черт бы все это побрал.
– Грация! – позвала она громким полушепотом, не осмеливаясь кричать, чтобы кто-нибудь не нашел ее в столь затруднительном положении. – Грация!
Никакого ответа. Действительно ли она пряталась в этих зарослях, или Калли только показалось? Она попыталась высвободиться, но преуспела лишь в том, что еще крепче поймала себя в ловушку.
Калли выругалась – отборными словами, позаимствованными у брата Фредерика. Тетя Гармония упала бы в обморок, узнав, что племяннице знакомы такие выражения, не говоря уже о том, что она использует их.
Звук приближающихся шагов резко затих.
– Тут есть кто-то?
Калли застыла. Она не переживет, если ее найдут в столь унизительном положении.
Несколько долгих мгновений она не дышала, но затем порыв ветра пронесся сквозь живую изгородь, и веточки защекотали ей нос.
У нее вырвался оглушительный чих.
– Тут кто-то есть.
Прутья возле ее лица раздвинулись, и Калли обнаружила, что смотрит в широко распахнутые глаза Адама Хетербриджа, лунный свет отражался в его очках. Она вздохнула с облегчением, испытывая счастье оттого, что видит знакомое лицо, и готова была расцеловать его. Адам мог насмехаться над ее затруднительным положением, но никогда не выставил бы ее на позор перед лондонским обществом.
То есть на самом деле она не хотела его целовать. Просто у нее закружилась голова от благодарности.
Внезапно она вспомнила. Однажды в детстве она играла в прятки с Талией, Грацией, Фредериком и Адамом. Она так хорошо спряталась под большим цветущим кустом, что никто не мог ее найти. Но потом остальные отвлеклись на что-то – она не помнила, что именно – и забыли о ней. Именно Адам вспомнил первым, он раздвинул кусты, услышав ее плач, и обнаружил, что она дрожит вся в слезах, а затем помог ей выбраться и отнес домой на спине.