Невероятный сезон
Шрифт:
– О, прошу, не нужно разговоров о вечере. Или о еде. Или о погоде, – взмолилась Талия, оглядываясь вокруг. Тетя Гармония увлеченно беседовала со знакомой и не стала упрекать племянницу за то, что она плохо отозвалась о вечере. – Это все, что я слышу сегодня. Расскажи что-нибудь о том, что изучаешь. Поделись мыслями.
– Моя бедная Тудли, – сказал Адам, смеясь. – Неужели ты думала, будто золотое лондонское общество станет тратить время на обсуждение современных идей.
– Кто-то должен. Где-то.
– Несомненно. Но едва ли в бальной зале, и определенно не с юными незамужними
– Какая неразрешимая головоломка. Я должна выйти замуж, чтобы найти кого-нибудь, кто мог бы вразумить меня, но как смогу выйти замуж, если меня так никто и не вразумил? Может случиться, что я закончу с каким-нибудь дураком.
– Не могу представить столь ужасной участи. Твой ум очевиден для любого, кто тебя встречает, и только полный дурак сделает предложение руки и сердца той, кто намного умнее его, и настолько большого дурака ты сразу разглядишь, так что ты в полной безопасности.
– Кажется, никогда ты еще не говорил мне что-то настолько приятное, Адам.
– Наслаждайся. – Он смотрел на нее, слегка улыбаясь. – Принести тебе лимонада?
– Нет, – сказала она с легким отчаянием. – Один поэт уже предлагал мне лимонад.
– Ты действительно в ужасном положении, если поэт не в силах предложить тебе ничего лучше, – заметил Адам. – О чем бы ты хотела поговорить? Я перечитывал речь королевы Елизаветы к войскам в Тилбери. Помнишь, много лет назад мы читали ее вдвоем?
– Как могу забыть? Мы поспорили из-за нее, и ты два дня не разговаривал со мной.
Талия всегда восхищалась королевой, которая держалась независимо даже с величайшими умами своего времени: Эдмундом Спенсером, Уильямом Шекспиром, сэром Филипом Сидни и Мэри Сидни – и сохраняла трон, не нуждаясь в короле.
– Ты решил, что она поступила глупо, привлекая внимание к своей женственности, когда сказала: «Знаю, что у меня тело слабой, немощной женщины, но сердце и дух – королевские».
– А ты говорила, что многие солдаты уже считали ее слабой потому, что она женщина, так почему бы не признать это и не подчеркнуть нечто более важное, ее мужество, не уступающее мужскому.
– Она называла себя принцем, – сказала Талия. – Напомнила им, что она – их король перед Богом, и они обязаны повиноваться ей.
– Но она не была королем… она была королевой.
– Имеет ли значение титул или тот, кто за ним стоит? Она оставалась суверенной правительницей Англии.
– И женщиной, – сказал Адам.
– Считаешь, это умаляло ее достоинства? – спросила Талия, и в ней вспыхнул знакомый огонь спора. – Я бы сказала, ей приходилось быть умнее и сильнее, потому что она знала, ее будут недооценивать.
– Ты говоришь о Елизавете или о себе? – спросил Адам.
Талия покраснела. Он никогда не узнает, каково это, быть молодой женщиной, которую недооценивают из-за ее пола и потому, что она молода и хороша собой. Но она не хотела обсуждать это с Адамом, поэтому сказала:
– Ты ошибался тогда, ошибаешься и сейчас.
Он улыбнулся.
– Если соглашусь, что ошибался… и продолжаю это делать, признаешь, что тебе уже не скучно?
Она невольно улыбнулась.
– Очень хорошо,
– Как человека с хорошим вкусом. – Адам, слегка нахмурившись, оглядел зал. – Черт возьми, здесь слишком много людей, чтобы кого-то разглядеть. Я хочу найти нескольких старых приятелей по Оксфорду, познакомлю тебя с ними, если только смогу. Не могу обещать, что они будут спорить с тобой так же хорошо, как я, хотя, думаю, они тебе не наскучат.
Талия с сожалением посмотрела ему вслед. Ее тетя была погружена в беседу, и Талия не собиралась присоединиться к ней, но не могла и оставить ее. Молодой женщине не полагалось разгуливать на таких вечерах по залу без сопровождения. Она остановилась в замешательстве, пытаясь понять, как улыбаться, чтобы никто, глядя на нее, не пожалел ее из-за того, что ей не с кем поговорить.
Легкое прикосновение к руке заставило Талию обернуться. Рядом стоял мужчина… высокий, почти как Адам, с лицом, черты которого были такими поразительными и изящными, что Талия могла лишь смотреть. Будто один из мастеров эпохи Возрождения, Микеланджело или Донателло, нарисовал его по своим эскизам.
– Прошу прощения, – тихо произнесло видение. – Знаю, что не подобает заговаривать, когда нас не представили друг другу, но я случайно услышал ваш разговор. Я восхищен вашей энергичной аргументацией и понял, что мне очень хочется узнать ваше имя.
Талия замерла. Что-то сильно влекло ее к этому незнакомцу, и дело было не только в том, что он являлся самым привлекательным мужчиной, которого она когда-либо встречала. Но она знала, что скажет тетя Гармония о ее разговоре с джентльменом, которому ее не представили.
Тетя, однако, продолжала шептаться, прикрывшись веером, и не обращала на Талию ни малейшего внимания. Какими бы сплетнями она ни делилась, они, вероятно, были стоящими.
Незнакомец продолжил.
– Вы кажетесь разумной девушкой… слишком разумной, чтобы следовать нелепому обычаю. В конце концов, что такое знакомство на вечере, как этот? Предположительно, все присутствующие приглашены хозяевами, так что какие могут быть возражения против того, чтобы мы познакомились? Намекать, что нам не следует разговаривать без представления, – оскорбить вкус хозяев, равно как и наше собственное суждение.
Талия выпрямилась, отвечая на улыбку, затаившуюся в его темных глазах. Прежде она не очень задумывалась об этом, но он был совершенно прав. Это не то же самое, что заговорить с неизвестным человеком на улице.
– Талия Обри, – сказала она, протягивая руку в перчатке.
– Джеймс Дарби, – ответил он, крепко пожимая ее. Не слишком сильно, но и не слишком вяло. Что-то вспыхнуло в Талии от его прикосновения.
– Вы из Лондона, мистер Дарби?
– Я родился во Флоренции, но получил образование здесь, в Англии, у дяди, который стал моим опекуном после смерти отца, в поместье в Сассексе. Так что я не лондонец, хотя к настоящему моменту неплохо знаком с этим городом. А вы? Я бы предположил, что вы не из Лондона, иначе сразу бы поняли, что в моем акценте нет истинно-лондонского звучания.