Невероятный сезон

Ивз Розалин

– Мне докладчик показался несколько напыщенным, – сказал мистер Левесон, – но я рад, что вам понравилось.

Грация почувствовала унижение. Зачем он настоял, чтобы проводить ее домой, если ведет себя так покровительственно? Они подошли к его экипажу, коричнево-кремовому фаэтону, к которому она уже привыкла. Она подумала, слегка развеселившись, что это зеленое платье для прогулок не так идет ей, как то, в котором она была в первый раз, когда они поехали кататься.

Мистер Левесон помог ей забраться в экипаж, затем опустился рядом на сиденье и взял

поводья. Грум, державший лошадей под уздцы, забрался на сиденье позади.

Какое-то время они молчали, пока мистер Левесон был занят, направляя фаэтон по запруженной улице у Соммерсет-Хаус, а Грация пыталась не поддаваться панике. Ее мозг услужливо прокручивал всевозможные сценарии, при которых эта встреча могла закончиться катастрофой. Наименее тревожным вариантом была дорожная авария, которая позволила бы ей вернуться домой в одиночестве.

Наконец мистер Левесон сказал:

– Я прочитал вашу статью.

Грация скрестила руки на груди, жалея, что не может сжаться еще больше.

– О?

– Это было хорошо. Даже блестяще. Если бы целью являлся кто-то другой, а не я, мне бы, возможно, даже понравилось.

Значит, ему не понравилось. Зачем он говорит ей это? Ни один автор не хочет слышать негативных отзывов о своей работе.

– Это что, какая-то форма пытки, чтобы отплатить за дискомфорт, который вы получили от ее публикации? Если так, должна сказать, это не очень галантно с вашей стороны.

Мистер Левесон удивил ее взрывом смеха.

– О, мисс Элфинстоун, мне не хватало вашей откровенности. Нет, я предложил отвезти вас домой не для того, чтобы ругать. Я действительно считаю, что статья блестящая. Пусть это послужит бальзамом для вашей уязвленной гордости. Или вы предпочли бы, чтоб я солгал и сказал, что мне понравилось то, как ясно вы обозначили границы моего мышления и гордости?

– Да, – ответила она, и он улыбнулся.

Ее сердце перевернулось, что, как она знала, было физиологически невозможно, но это ощущалось именно так. Она пообещала себе – и своенравному сердцу – строгий выговор, когда они вернутся домой. Такого рода нарушения в кровеносной системе недопустимы.

– Я задолжал вам извинения, а не фальшивые комплименты. Вы были правы. Единственный способ двигать вперед науку – задавать вопросы и отбросить гордость, когда становится ясно, что мы ошибались. Я был не прав. И выместил это на вас вместо того, чтобы признать свою ошибку. За это прошу прощения. Мы должны добиваться правды любой ценой. – Он помолчал, глядя на нее, в его глазах светился юмор. – Даже ценой своей гордости.

Его улыбка вызвала у нее трепет. О, это становилось опасно. Он был опасен. Благие намерения покидали ее. Но если он признал свою ошибку, ей тоже следовало.

– Да, давайте стремиться к правде. Мы не должны прятаться от нее. Но отношения… дружба… тоже важны. Мне следовало рассказать вам о той статье. И не нападать на коллегу ученого в таких выражениях, даже если я с ним незнакома. Я позволила уму управлять собой.

– Действительно. Если вы собираетесь оскорблять

меня в будущем, делайте это, глядя мне в лицо.

Грация рассмеялась.

– О, в этом вы можете не сомневаться. – Она сделала глубокий вдох, откинув голову, чтобы солнечный свет проскользнул под поля ее шляпки и согрел лицо. – Значит ли это, что мы снова друзья?

Мистер Левесон ответил не сразу, и Грация пожалела, что спросила. Дружелюбный профессионализм – не то же самое, что дружба, она это знала. Возможно, профессионализм – это все, что он готов предложить ей после всего, что случилось. У нее защемило сердце, будто кто-то сунул руку под грудину и сдавил его.

– Если вы хотите, я буду счастлив быть вашим другом.

Грация заставила себя улыбнуться. Она хотела этого, разве нет? Тогда почему слово «друг» прозвучало так пусто? Она протянула затянутую в перчатку руку к мистеру Левесону, и он взял ее, другой не выпуская вожжи.

– Значит, друзья.

Ей нравилось ощущать свою руку в его. Слишком нравилось. Разорвав рукопожатие, она стала изучать свою ладонь. На одном пальце перчатки виднелось чернильное пятно, которое она не замечала прежде. Увидел ли его мистер Левесон?

– Мисс Элфинстоун… Грация, – сказал он, заставив ее поднять взгляд. Веселость исчезла с его лица, но в глазах появилось странное, нежное выражение. – Вы однажды обещали никогда не лгать мне.

Грация кивнула.

– Я и не лгу.

– Тогда позвольте мне признаться. Я не хочу вашей дружбы.

Грация сморгнула раз, второй. Хотя его слова ранили, она не собиралась показывать насколько.

– Я слишком эгоистичен. Я хочу вас… всю вас. Ваше время, ваше общество, ваши мысли… ваше сердце. Хочу, чтобы вы стали моей женой.

– Что? – спросила Грация. Несомненно, она не так расслышала последний набор слов.

– Я хочу жениться на вас, – повторил он. – Если вы примете меня. Мне дали понять, что я могу быть гордым, высокомерным, а иногда и неприятным. Но ручаюсь, что могу измениться, я действительно стараюсь усмирить свою гордость. И я обожаю вас: ваше тело, разум и душу. Сможете ли вы найти в себе силы принять меня?

– Прошу прощения, – сказала Грация, – но… вы серьезно? Я знаю, что неглупа, и, кажется, вас развлекают наши разговоры, но это недостаточное основание для женитьбы. Как вы можете «обожать» меня?

– Возможно, я не вполне оценил вас при нашей первой встрече, но уверяю, что прошло немного времени, прежде чем я стал считать вас одной из самых красивых женщин, которых знаю. Я бы хотел быть с вами, предпочтя всем остальным.

Щеки Грации вспыхнули. Он говорил слишком откровенно, чтобы играть с ней. А это значило, он имел в виду именно то, что сказал.

– Вы уверены, что хотите жениться на мне?

– Уверен, как ни в чем другом. Что еще мне сделать, чтобы убедить вас? – В его глазах появился лукавый блеск. – Я поцеловал вас однажды, потому что вы попросили меня об этом… Могу поцеловать снова, потому что я этого хочу?