Невеста берсерка
Шрифт:
Добава, в отличие от Кресив, с кровати навстречу ему не вскочила. А встала осторожно, чуть поморщившись.
Придется сегодня ее не трогать, с сожалением подумал Харальд. Быстро разделся, улегся — и похлопал по покрывалу рядом с собой, глядя на Добаву, стоявшую у кровати.
Та, прикусив губу, стащила платье. Осталась в одной рубахе, замерла на мгновенье у постели — словно решаясь…
И полезла под покрывало. Примостилась на краю кровати, поглядела на него оттуда с сомнением, но без обиды или упрямства во взгляде.
Харальд,
И вытянулся, закрыв глаза. Правда, уснуть удалось не сразу. Желание просыпалось, ворочалось, будоража кровь и учащая дыхание. Шелковистые косы щекотали кожу на предплечье и чуть ниже локтя.
Хорошо хоть, девчонка лежала тихо, как мышка. И Харальд наконец уснул.
Когда в Сивербе, в имение ярла Турле, приплыл торговый кнорр (небольшое торговое судно), на берег высыпали все.
— Торгаш, — выплюнул ярл Турле, тоже спустившийся к берегу. — И не из наших. Вон как одет. И парус на кнорре не как у наших…
— Что он тут потерял? — пробормотал его сын Огер, стоявший рядом.
Ярл Турле, все еще крепкий, несмотря на свои годы, бросил руку на рукоять меча, висевшего на поясе.
— Сейчас узнаем…
Кнорр причалил к берегу, и они подошли поближе, встав на полосе черного галечника. Воины их хирдов, оставшиеся зимовать в Сивербе, уступали дорогу двум ярлам.
Корабль ткнулся носом в берег. Оттуда сбросили сходни, по ним сошел мужчина лет пятидесяти, светловолосый, дородный. И чем-то похожий на нартвега — только одетый в длинную, до щиколоток, рубаху из дорогого черного полотна. Складчатую, каких здесь не носили.
— Приветствую тебя, ярл Турле. И тебя, ярл Огер. Я — Мейнлих Сигридсон…
— Сигридсон? — проворчал ярл Турле. — Сын Сигрид (женское имя)? Что, не нашлось отца, который дал бы тебе свое честное имя?
— Моя мать была родом из Нартвегра, — объявил прибывший. — Но мой отец — германец. Когда я бываю на родине моего отца, я зовусь его честным именем — оф Крубе, сын Крубе. Но когда появляюсь на родине матери, зовусь уже ее именем…
— Был у меня пес, который лакал из двух мисок, — с насмешкой заметил ярл Турле. — Но я его убил. Чтобы не подавал дурного примера. Зачем ты явился в Сивербе, сын Сигрид?
Прибывший громко ответил:
— Я был на торжище во Фрогсгарде. И привез оттуда вести о твоем родиче, ярле Харальде Кровавом Змее.
Он замолчал, ожидая ответа Турле — но старый ярл молчал. Наконец сказал, медленно роняя слова:
— А кто тебе сказал, Сигридсон, что здесь ждут новостей о каком-то Харальде? Прости, не расслышал — то ли Кровавой Змее, то ли Кровавой Сопле…
Среди воинов, собравшихся на берегу, послышались смешки. Огер оглянулся — и они стихли.
— Если тебе не интересно, что Харальд с одним неполным хирдом взял
Взгляды воинов, собравшихся на берегу, устремились на Турле и Огера. Пауза затягивалась.
На лице Огера, которому было примерно столько же лет, сколько и Мейнлиху, читалось тщательно скрываемое возбуждение. Турле смотрел на торговца мрачно.
И неизвестно, как бы все сложилось, если бы сверху, от домов, не спустился, поддергивая штаны, Свальд. Заорал, даже не дойдя до деда и отца:
— Вести от Харальда? Как он?
Ни Турле, ни Огер не шевельнулись. Только на лице Огера промелькнуло облегчение.
Теперь он сможет узнать, как их родич сумел взять Йорингард и утереть нос самому Гудрему Кровавой Секире. А угрюмое молчание и недовольство отца достанется Свальду.
Но его сын уже построил себе отдельный дом на берегу соседнего фьорда. Сюда Свальд завернул по дороге, возвращаясь из шведских земель, куда ездил свататься. И если что, он спрячется от недовольства старого Турле в своем поместье.
— Так что там с Харальдом? — спросил Свальд, становясь рядом с дедом и отцом.
— Пошли в зал, — буркнул вдруг ярл Турле. — Выслушаем вести, которые принес нам из Фрогсгарда этот…
Он помолчал и добавил с издевкой:
— Сигридсон.
Придя в зал, все сначала выпили эля. Потом Турле кивнул, глянув на Мейнлиха.
— Не знаю, известно ли вам, что конунг Гудрем взял Йорингард и убил конунга Ольвдана, вместе со всеми его сыновьями? — начал тот.
— Разные слухи ходили по Нартвегру, — пробурчал Турле. — Но эту новость мы слышали.
— А слышали, что после этого Гудрем устроил пир? И на нем хвастался, что заставит Харальда из Хааленсваге служить себе, как бессловесную тварь?
Турле молчал, уставившись на него.
— На том пиру Гудрем при всех назвал Харальда сыном Ермунгарда, — продолжил Мейнлих. — А перед этим он принес конунга Ольвдана в жертву Мировому Змею. Привязав того к двум драккарам и разорвав над волнами фьорда.
Купец замолчал, давая время осознать значение своих слов как ярлам, сидевшим за главным столом, так и воинам, набившимся в зал.
Ярл Турле, по лицу которого ничего нельзя было понять, бросил:
— И что с того?
Мейнлих, отодвинув чашу с элем, развел руками.
— Ну если вам неинтересно то, что Харальд как-то узнал про эти слова, и сам налетел на Йорингард, пока Гудрем был во Фрогсгарде — тогда я могу и уйти. Только говорят, что после этого он превратился в змея. А вместо головы у него была драконья морда, горевшая огнем.