Невеста берсерка
Шрифт:
— У полностью обратившегося дракона… — простонал купец. — Три головы. Одна — человеческая. Две — змеиные.
Харальд замер, переваривая сказанное.
Это то будущее, которое его ждет? Две змеиные головы…
Лицо Свейна, стоявшего за спиной у торгаша, стало вдруг восторженно-азартным.
Пожалуй, и Свейн, и Кейлев достаточно наслушались на сегодня обо мне, решил Харальд. И бросил:
— Хватит сказок. Расскажи-ка лучше о питье, которое ты подсунул мне через рабыню. Не эту, а другую, ту, что была у меня прежде…
Лицо
— Кейлев, Свейн. Я сейчас прогуляюсь на лодке. И там мы с нашим гостем потолкуем о его тайнах. Кейлев, сбегай на драккар, принеси веревки. Чтобы мой гость Сигридсон не уплыл от меня, пока я буду грести. И найди мне какой-нибудь плащ…
Старик торопливо ушел. Свейн, глянув в сторону, заявил:
— Ярл, Убби идет.
Харальд оглянулся. Его новый хирдман, шагнув из темноты, сгустившейся вокруг костерка, протянул секиру. Вытащил заткнутый за пояс кинжал.
— Твое оружие, ярл. Ты оставил его в зале. Вдруг понадобится.
Харальд кивнул, принимая.
— Ярл, так ты вернешься на пир или нет? — с жадным любопытством спросил Убби. — Я нашим на всякий случай велел, чтобы не слишком наливались элем. И Рагнхильд в женский дом отправил…
— Гуляйте, — приказал Харальд.
Но тут же вспомнил о лодке с шестью гребцами, на которой четыре дня назад прогуливался в этих краях посланец Гудрема. Добавил:
— Но осторожно. Отпразднуем по-настоящему, когда покончим с Гудремом. Свейн, Убби. На вас я оставляю Йорингард. Если ярл Турле спросит, скажите, что я вот-вот вернусь.
Из темноты появился Кейлев, подал ярлу короткий плащ из козлиной шкуры, взятый у кого-то из воинов. Сноровисто и быстро спутал тихо стонущего купца веревками.
Харальд обронил:
— Кейлев… ты знаешь, за что я спрошу с тебя.
Старик понятливо кивнул.
— Не беспокойся, ярл. Там оба моих сына. Я тоже пригляжу.
— И поставь стражу к моей опочивальне, чтобы в нее больше никто не совался, — приказал Харальд. — Псов — в овчарню, к остальным. Я пошел.
На море была легкая зыбь — и лодка, подойдя к устью фьорда, начала переваливаться с волны на волну. Харальд ответил на оклик, долетевший с другой лодки, караулившей вход во фьорд. Отгреб еще дальше в открытое море, уложил весла на днище.
И сказал, шагнув к купцу, лежавшему в промежутке между лавками:
— А теперь поговорим. Как там тебя… Сигридсон? Начинай рассказывать о зелье, которым меня напоила моя рабыня. Какая связь между этим — и твоей историей о драконах. Это ведь я дракон, так?
Торгаш завозился, пытаясь уйти от его руки.
— И не забудь рассказать, при чем тут бог Тор, — посоветовал Харальд, разрезая веревки. — Слышал я тут от одного бога, который приходится мне отцом, что Тор тоже замешан в этом. Помни, купец — ты все равно расскажешь мне все. Боль развязывает
Он наступил торгашу на одну руку, придавив ее к днищу. Перехватил другую, дернул к себе. Взялся за мизинец.
— Я не буду торопиться. Ну, начали…
Торгаш раскололся быстро, потеряв всего лишь два пальца. Харальд аккуратно надавил на ладонь, останавливая кровь. Подумал, глянув на половинчатую луну, повисшую в небе, на котором разошлись облака — самое время.
И подтащил купца к борту лодки. Уложил его грудью на планширь, прижал спину коленом. Объявил, берясь за здоровую руку:
— Ермунгард. Прими мою жертву.
Лодку сносило все дальше и дальше в открытое море. Над водой стоял вопль, переливался волнами…
Когда крик торгаша начал обрываться, переходя в бульканье, рядом с бортом вдруг всплыла голова. Крупная, с толстой шеей, начинавшейся сразу от ушей.
— Наконец-то, — поскрипел Ермунгард. — Мой сын зовет меня, как должно.
Харальд отщепил еще кусочек плоти, небрежно швырнул в воду. Сказал:
— Значит, наконец-то мы поговорим, как сын с отцом. Это ты прислал подарок? Змею в горшке?
— Это не змея… — проскрежетал отец. — Это часть тебя. Там, в лесу… ты уже начал оборачиваться. Я остановил. Одна голова человечья, две змеиные… Две лишние. Я оторвал.
Харальд замер. Ему вдруг вспомнились рубцы на его спине, идущие крест-накрест.
И след, начинавшийся от того места, где он разодрал на куски Эйлинн. След, обрывавшийся на берегу, над морем. Оставленный одним-единственным человеком…
Точнее — существом.
— Это была хорошая женщина, — одобрительно скрипнул отец. — Та, в лесу. Ты уже не мог, как я… только душил. Пришлось самому. Твоих змей я забрал.
Харальд перевесился через борт, лодка закачалась, опасно накренившись.
— Зачем?
— Сила, — ответил отец. — В них то, что вложил в тебя Один. Сила Одина. Ярость Одина. Много силы. Переродившейся. Убрать значит остановить обращение…
Харальд хрипло выдохнул. Спросил, скривившись:
— И зачем ты прислал мне одну из моих голов?
— Чтобы ты понял, — скрежещущим голосом сказал Ермунгард, — каким станешь. И твоя женщина, она мешает. Ты должен стать, как я. Или мой яд пробудит силу Одина. Ты обернешься — снова, опять. Поднимешься в небо…
— А от змеи, посланной мне, не поднимусь? — выдохнул Харальд.
И сжал челюсти. Перед глазами уже разгоралось красноватое сияние — то ли из-за близости отца, то ли от его слов.
— Твои головы оторваны. Неопасны. В них немного ярости — тебе, чтобы понял, как это будет. Чтобы никто не мешал…
Купец у него под ногой захрипел и забулькал. Харальд равнодушно глянул вниз. Снова посмотрел на Ермунгарда, бросил:
— Значит, я должен убить свою женщину, чтобы тебе никто не мешал…