Невеста для чудовища
Шрифт:
— Так. — Я тру лоб, собирая мозги в кучу. Мне всё время хочется сжать Златино запястье, самому убедиться, что жилка пульса бьётся, упрямая и живая, но я доверяю Арту. Если тот сказал, что всё в порядке, значит, так оно и есть. И нечего лишний раз демонстрировать персоналу свою заинтересованность. — Рита. Ты идёшь на пост охраны и прогоняешь записи со всех камер за последний час. Кикир. Ты идёшь вытряхивать из бармена и официантов, какого хера они такое допускают. Разрешаю пожёстче, но бить не надо. Артур. Пойдёшь с Ритой, и когда найдёте мудака, пробей по каналам. Из-под земли мне его достань, понял?
— Хорошо. Она была не одна, кстати. — Арт отлипает от стены, всё так же держа руки в карманах. —
— Тогда переиграем. Пока Рита занимается записями, Арт поговорит с персоналом. А Кикир сейчас пойдёт, найдёт кудрявую громкую мадам по имени Лиза, и отвезёт домой. Скорее всего, она уже домогается менеджеров в поисках подруги, так что справишься.
— Будет сделано. — Судя по радостному тону, Кикир сделал какие-то свои выводы из задания.
— Я сказал «отвезёт домой», а не «оприходует на заднем сидении», — говорю я строго. — Ты мне не это.
Рита возмущённо фыркает и уходит, стуча низкими каблуками по полу. Я вижу, как Кикир украдкой провожает её взглядом и внутренне ухмыляюсь. Нет, эта ему не по зубам, пока до человека не эволюционирует.
— А ты куда? — спрашивает он. — И невеста твоя драгоценная тут пусть проспится?
При слове «невеста» Арт слегка шевелится. Незнакомому человеку показалось бы, что ничего и не произошло, но мне было ясно — парень весьма удивлён.
— Сдурел? С собой возьму.
Я аккуратно подсовываю ладони, поднимаю лёгкое тело. Прижимаю черноволосую голову к груди. Злата в своём сне кажется совсем беззащитной, как кошка, лишённая когтей. Я спрячу её, пока не отрастит новые.
POV Злата
Утро. Мягкое одеяло под ладонью. Широкая полоса света пробивается между плотными шторами. Нос щекочет слабый запах кофе и чего-то ещё, явно очень вкусного и страшно углеводного, прокравшийся под дверь. Я потягиваюсь всем телом, переворачиваюсь на другой бок и чуть не слетаю с кровати — это же не моя комната. И не гостиничный номер.
Подскочив на широченной кровати, я спускаю ноги на гладкий прохладный пол. Вчерашние воспоминания обрывались на моменте, когда я допила коктейль, а дальше — жалкая бахрома из пятен и вспышек. Меня кто-то куда-то тащил? Или привиделось? Да нет, тут же понимаю я, наверняка тащил — иначе как я тут оказалась? Наверняка это всё Дубовский. Кажется, какая бы дикость со мной ни происходила, я теперь до конца жизни буду первым делом подозревать его.
Я отдёргиваю шторы, прогоняя густую тень. Солнце уже высоко, а за окном — незнакомый двор, зеленеющий ровным полотном газона и остриженными шариками кустов. Дорожка из песчаного цвета плиток убегает к калитке, к высокому кирпичному забору. На контрасте с зелёно-золотистой улицей комната кажется холодной и сдержанной — тёмный пол, минимум мебели, белоснежный потолок и такая же кровать. Просторно. Спокойно. И очень, очень дорого. Неожиданно я чувствую себя лучше. Здесь ничто не душит.
В стенном шкафу в ряд висят рубашки, чётко разделённые по цветам. Мужские. И, судя по размеру, я угадала — это всё Дубовский. Его дом, его гардероб. Повинуясь какому-то безотчётному порыву, я снимаю одну из рубашек и утыкаюсь носом в воротник. Его запах, грубоватый терпкий одеколон, который чувствуется даже на чистой ткани. С первого этажа доносится неясный звук, и я вздрагиваю. Воровато озираясь, вешаю рубашку на место. А если бы кто-то вошёл и увидел, как я изображаю ищейку в аэропорту? А если бы это увидел сам Дубовский? Я вспыхиваю до корней волос от стыда и прикрываю дверцу. Меня так и подмывает порыться в комнате, залезть в прикроватную тумбочку, может, найти там что-то ужасное, но усилием воли я себя останавливаю. Во-первых, это неприлично. Во-вторых, не уверена, что действительно готова к ужасным находкам. Что принято делать, если находишь коробку
Привычка смотреть в зеркало при любой возможности — не всегда хорошо. Я немного смахиваю на оживший труп, хотя чувствую себя вполне нормально. Круги под глазами уже даже не синие, а отчётливо фиолетовые, будто вчера я вместо кино дралась на ринге. Зато синяки на теле пожелтели местами. Скоро от них не останется ничего, только знание, что когда-то они там были. Дубовский обрядил меня в какую-то безразмерную футболку, и внутренности снова скручивает — наверняка сам. Сто процентов.
Спустя секунду до меня доходит, что живот крутит не только от стыда, но и от чудовищного голода, который взбунтовался от дразнящих ароматов, пробивающихся под дверь. Конечно, я же не ела с середины прошлого дня! Не считать же за еду один коктейль…
А что, собственно, вчера произошло? Я попыталась восстановить последовательность событий, которые путались между собой и ускользали в пелене тумана. Сделала заказ. Выпила и пошла танцевать. И там был какой-то человек… Лиза. Там точно была Лизка, это я помню — да без неё я бы и не попёрлась никуда. Но был ещё кто-то. Память услужливо подсунула воспоминание: прохладные руки с тонкими музыкальными пальцами. И это не Дубовский, у того лапищи будь здоров, и пылают, как раскалённый металл. Наморщив лоб, я кручу обрывки воспоминаний, составляю их между собой так и эдак, но результат плачевный. В голове вертится какое-то героическое имя. Геракл? Ричард? Я хихикнула. Да, Злат. Несомненно, Гераклы с Ричардами толпами шатаются по улицам Москвы и только и ждут, как бы тебя потрогать.
С этой мыслью я отправилась на поиски еды и ответов, предварительно умывшись в примыкающей к спальне ванной.
На цыпочках спустилась по деревянной лестнице и оказалась перед входом в просторную кухню, из которой доносилась негромкая приятная музыка, лязг кухонной утвари и шипение, как будто бы что-то лили на раскалённую сковороду.
Я вошла и напоролась на неприязненный взгляд сухопарой пожилой женщины со стянутыми в пучок волосами. Должно быть, ей было в районе 70-ти, но из-за подтянутой фигуры и выкрашенных в тёмный цвет волос казалась моложе. Она поджала тонкие губы, задержалась взглядом на подоле футболки — и мне сразу же захотелось прикрыть голые коленки.
— Доброе утро, — промямлила я, выдавливая неловкую улыбку.
— Доброе, — ответила она с максимально неподходящей интонацией, словно не здоровалась, а выносила обвинительный приговор в суде. Я внутренне съёжилась, как разбившая окно школьница перед строгой директрисой. И тут же себя отругала — я-то ничего плохого не сделала, чего бояться?
Перед дамой (тёткой обозвать её язык не поворачивался, а уж тем более, бабушкой) грелась на плите сковорода, а на столе уже высилась горка готовых блинчиков. «Вот, что меня разбудило», — сообразила я. Огромный кувшин с апельсиновым соком показался неправдоподобно ярким. Мой пустой желудок снова недовольно заворчал. Я собралась было что-то сказать, но дама, будто бы нарочно, подставила чашку в навороченную кофемашину, громко и сердито загудевшую на всю кухню.
«Ну и ладно. Ну и подумаешь. Не больно-то хотелось». Хотя очень хотелось, если честно. Почему она так себя ведёт?
Я прошлёпала босыми пятками по полу, выдвинула высокий барный стул и уселась на него. Пусть хоть дырку во мне проглядит, но я отсюда не сдвинусь, пока не поем. Дама едва слышно хмыкнула: «Ещё одна».
— Вам что-то нужно? — подчёркнуто вежливо спросила она. Самая грязная матерная ругань — и та звучала бы теплее. Я вцепилась в край стола и сжала руки.
— Да. Мне нужен завтрак, иначе я сейчас умру с голода, и вам придётся выносить мой труп наружу, — быстро проговорила я. — И вы, случайно, не знаете, как я здесь оказалась?