Невеста горца. Долг перед кланом

Романова Злата

Воздух сгущается. Дядя Чингиз откладывает вилку, его пальцы сжимаются в замок.

– Как ты смеешь так говорить со мной? – его голос звучит холодно и жестко.

Я не отступаю.

– Это моя жизнь, вы не можете решать за меня все.

Он наклоняется вперед, его взгляд ледяной.

– Ты женщина из семьи Ардашевых, – говорит он медленно. – Все наши женщины выходят замуж за достойных мужчин, выбранных для них родителями.

Мои пальцы впиваются в ладони.

– Значит,

я просто должна смириться, что за меня все решат?! Просто потому что мой отец умер и вы назначили себя моим опекуном?

– Да, – спокойно отвечает он.

Я задыхаюсь от возмущения, но, прежде чем успеваю снова открыть рот, раздается резкий голос тети Латифы:

– Довольно!

Я оборачиваюсь и чуть не съеживаюсь от выражения ее лица. Она разгневана. О, она очень и очень зла, ее взгляд может убить в этот момент.

– Как ты смеешь так разговаривать с дядей, да еще при посторонних?! – шипит она, хватая меня за руку и бросая еще один злой взгляд на Асада. – А ну пошли со мной!

– Но я…

– Молчи! – дергает она меня сильнее. – Ты и так опозорила себя, если не хочешь усугубить ситуацию, ты немедленно выйдешь со мной.

Ее пальцы стальными тисками сжимаются на моем запястье, причиняя жгучую боль. Я не могу вырваться. Она тянет меня прочь из столовой, ее голос гремит в ушах:

– Ты еще не поняла, где находишься?

Я не отступаюсь, я тоже зла. На нее, на них на всех.

– Пусти меня! – резко вырываю руку, но она еще сильнее сжимает хватку.

– Не смей повышать голос в этом доме!

– Я имею право говорить о своей жизни! – огрызаюсь я. – Вы хотите, чтобы я просто молчала и делала, что мне говорят?!

– Именно! – гневно бросает она. – В этом доме женщины не спорят с мужчинами!

– Я – живой человек, а не вещь без собственного мнения!

– Ты не знаешь, где находишься, девочка!

– Знаю! – мои пальцы сжимаются в кулаки. – В клетке! В месте, где у женщины нет голоса!

Ее губы сжимаются в жесткую линию.

– Ты станешь позором для нашей семьи, – говорит она ледяным голосом. – За что мне такое наказание, лучше бы тебя вообще не было!

Я задыхаюсь от ярости.

– Если кто-то здесь позор, так это вы! – выпаливаю я. – Вы живете так, будто женщины – рабы!

Я даже не вижу, как ее рука взлетает в воздух, но чувствую жгучую боль на щеке. Голова откидывается в сторону, кожа горит. Я замираю, шокированная.

Она ударила меня.

Никто никогда не поднимал на меня руку.

– Если еще раз скажешь что-то подобное… – угрожающе низким голосом говорит тетя Латифа, – я выбью из тебя всю твою дерзость.

Я дрожу, но не от страха.

От ненависти.

Моя щека горит от удара, но я не опускаю голову. Я не позволю ей увидеть, что мне больно. Я не позволю им сломать меня.

Латифа смотрит на меня, ее глаза темные, злые, в уголках

губ дрожит недовольство. Она прямо дышит властью, и ей не нравится, что я ей не подчиняюсь без вопросов.

– Иди в свою комнату, – ее голос звучит отрывисто, приказным тоном.

Я сжимаю губы, не двигаюсь.

– Немедленно, – она делает шаг вперед, и я знаю, что если не послушаюсь, то она ударит снова. – Посиди там, подумай над своим поведением. Завтрак ты не заслужила.

Я поднимаю на нее взгляд, полный ненависти, но она только ухмыляется, словно читает меня как открытую книгу.

– И не смей выходить, пока я сама не приду за тобой.

Я разворачиваюсь и резко шагаю прочь, почти бегом поднимаясь по лестнице.

Я сбегу.

Я ни за что не останусь в этом доме, не стану жить с этими ужасными людьми. Неудивительно, что папа не захотел оставаться в их семье, они же все злобные уроды!

Глава 3

Я молча сижу за столом, наблюдая, как дядя Чингиз переваривает утреннюю сцену. Он медленно пьет чай, его лицо непроницаемо, но по легкому напряжению в челюсти я понимаю – он недоволен.

– Она слишком дерзкая, – наконец говорит он, ставя чашку обратно на блюдце.

– Латифа ее перевоспитает, – говорит дедушка. – Не нервничай зря. Я пойду на прогулку.

Дедушке Адаму девяносто лет и он много времени проводит на свежем воздухе, так что его быстрый уход никого не удивляет. Но дядя Чингиз продолжает говорить о Мине, удивляя меня.

– Не знаю, как мой брат ее воспитывал, но Латифе придется заполнить многие пробелы, – вздыхает он.

– Мама с ней справится, дядя, не волнуйся, – злобно ухмыляется Марат.

– Ты думаешь, за кого ее можно выдать замуж? – игнорируя его, обращается ко мне дядя.

Я ненадолго задумываюсь, прежде чем ответить.

– Мина красивая, это плюс, – спокойно говорю я. – Если не ждать предложений от Байсангуровых и им подобных, ее вполне можно устроить в семью, которая проигнорирует тот факт, что она воспитывалась не здесь и ее мать не нашей нации. Думаю, многие уже знают о ее существовании и им будет интересно на нее посмотреть.

Дядя Чингиз хмурится.

– Кто сказал?

– Все уже знают, что ты взял на себя ответственность за племянницу, – говорю я. – Женщины не умеют держать язык за зубами, новость разлетелась по клану быстрее, чем мы бы хотели.

Он издает недовольный звук, но не спорит.

– Я не уверен, что ей можно доверять, девчонка совсем не видит границ, – говорит он после минутного размышления. – Но прятать ее я тоже не могу.

– Мы должны взять ее с собой на свадьбу Вахабовых, – предлагаю я. – Пусть люди на нее посмотрят. Там будет много достойных мужчин, которых привлечет ее красота, а уж когда они узнают, что она твоя племянница…