Невеста мафии
Шрифт:
Но и уходить отсюда мы не могли. Нам нужно было просушить одежду, отдохнуть, и только тогда с новыми силами можно продолжить путь. А от погони есть неплохое средство – автоматическое оружие, которым я обладал. Жаль, что я не до конца разоружил охранников, при желании можно было разжиться вторым автоматом или хотя бы патронами. Если бы я не побоялся потерять во времени, было бы у меня сейчас два «Бизона» или пара запасных магазинов… А может, и лежал бы я сейчас где-нибудь мертвый, истерзанный собаками… Нет уж, лучше иметь всего один
Я слушал тишину и всматривался в ночь, нес вахту, охраняя покой девушек. Но под утро глаза мои слиплись, и я все-таки провалился в глубокий сон.
Разбудила меня Инна. Подползла ко мне на коленях, легонько тронула за плечо. Я встрепенулся, стукнувшись головой о низкую перекладину дверного проема.
– Тебе чего? – морщась от боли, недовольно спросил я.
Девушка смотрела на меня возбужденно. Как будто хотела меня съесть. И если бы в фигуральном смысле. Ей не нужен был секс, она просто хотела есть. Очень-очень этого хотела. И с удовольствием бы впилась мне в шею, чтобы испить моей крови. Во всяком случае, я так подумал, всматриваясь в ее голодные глаза.
– Есть хочешь?
Инна жадно кивнула, чем ярко напомнила меня самого в мою рабскую бытность. Но ведь я только потому и вышел из состояния зомби, что смог перетерпеть голод. Интересно, такое же испытание сможет вернуть человеческий облик и этой девушке? Да и Лидочка не меньше нуждалась в лечебном голодании.
– Нет ничего, – мотнул я головой, вспомнив, что две банки консервов я спрятал за печкой.
Мне тоже очень хотелось есть, но я-то мог обходиться без пищи, потому что знал, какая опасность в ней заключена. Сейчас я был подобен идейно закаленному монаху, твердо знающему, что строжайший пост нужен ему для очищения души и сознания.
– Эта сука все съела? – озлобленно спросила Инна.
Она вчера вечером наверняка ужинала. Но, видно, скитания по тайге, усталость и холод вызвали такой зверский аппетит, что к ней стал возвращаться разум. Она уже злится, а это эмоции, первый признак просветления.
Только вот несет она всякую чушь.
– Кто сука? – менторски строго нахмурил я брови.
– Эта! – кивнула она за плечо.
– Она не сука, – назидательным тоном сказал я.
– Сука!.. Я знаю…
– Что ты знаешь, дура? – рассерженно спросила Лидочка, подобравшись к нам из темноты.
Она взяла девушку за подбородок, развернула ее лицом к себе и влепила пощечину.
– Пошла на место!
Инна не стала возмущаться и с покорностью рабыни вернулась на место.
– Зачем ты так? – недоуменно спросил я.
– Нашла кого сукой называть, – раздраженно сказала Лидочка, руками обвив мою шею.
Она не смотрела мне в глаза, но я все равно чувствовал, как в ее голове крутятся мысли, причем не бесцветные.
– Как
– Что делала?
– Не хочу вспоминать… Я хочу есть.
– Ничего нет, – соврал я.
– Я вчера не ужинала, – вспомнила Лидочка.
– Почему?
– Не хватило. Поздно пришла… Знаешь, мне кажется, что голод очищает голову.
– Тебе не кажется.
– Если бы ты знал, что это за дрянь, – сказала Лидочка, кивком головы показав за спину.
– Хотел бы узнать.
– Она меня била… Не хочу о ней говорить… Силы надо беречь… Ты бы поспал немного, – заботливо сказала она. – Я смотрела, одежда еще сырая. Да и рано еще…
– Ну, если рано и чуть-чуть…
В моем положении, когда после бессонной ночи очень хотелось спать, отдых был жизненно необходим.
Глава 18
Лидочка покачивалась передо мной на носках до блеска начищенных сапог. На голове черная эсэсовская фуражка с изображением черепа, на шее цепь с железным крестом, в руках тросточка с острым наконечником. Вместо мундира на ней был кожаный корсет, к поясу которого на подвязках крепились чулки в форме офицерских галифе. Я же висел на дыбе, а она тыкала мне под ребро острием своей тросточки.
– Вставай! Да вставай же ты наконец! – требовала она.
В конце концов боль стала такой невыносимой, что я открыл глаза и… проснулся.
Я лежал на охапке сена, а Лидочка трясла меня за плечо. И не было на ней никакой фуражки. И сама она походила больше на жертву Освенцима, чем на гестаповского палача.
– Что случилось? – вскочил я, озираясь.
Трофейный «Бизон» лежал под рукой, и ничто не мешало мне взять его в руки, передернуть затвор.
– Инна! Инна повесилась! – с ужасом в глазах возвестила Лидочка.
Девушка висела на суку большой лиственницы, раскинувшей свои лапы над крышей домика. Судя по всему, Инна забралась на крышу зимовья, привязала к ветке брезентовый солдатский ремешок, снятый с моих брюк, и прыгнула вниз. Удивительно, но на ее лице не было следов пережитых страданий. Как будто в пропасть она шагала с легкой душой или даже полным умиротворением, а смерть наступила слишком быстро, чтобы страшная гримаса успела выступить на лице.
– Твою Матильду! – в привычном своем стиле выругался я.
И осмотревшись, полез на крышу домика.
– Ты куда? – спросила Лидочка.
– А что?
– Идти надо.
Утро уже давно вступило в силу. Светлое безоблачное небо на штыках высоких деревьев, воздух бодрящий, но уже прогретый солнцем, оголтелый птичий перезвон и тревожный шелест листвы и хвои. Нам уже давно пора находиться в пути, а тут такая заминка. Но не мог же я бросить Инну качаться на ветру.
Труп был еще свежий, кровь не успела остыть в жилах. В какой-то момент мне даже показалось, что прощупывается пульс. Увы, только показалось.