Невеста мафии
Шрифт:
– Но я здесь.
– Я тоже.
– Меня не убьют.
– А я сам умру… Шахта – это могила…
Я вдруг вспомнил, что недавно под завалами обвалившегося прохода погибли люди. Сколько их было, об этом не говорили, скрывали… Но сам факт несчастного случая меня не напугал. Ведь я тогда готов был погибнуть ради… Ради кого я собирался погибнуть? Ради Ильи Семеновича?.. Сейчас этот внушенный мне постулат казался нелепым. Это значило, что я начал прозревать…
Но при этом мне очень хотелось есть… Можно было связать два эти факта – голод и прозрение. Но спонтанный мыслительный процесс отнял много сил, и мне уже ни о чем не
– И я умру, – с грустью, как мне показалось, сказала Лидочка.
– Почему?
– Не хочу жить.
– А работать?
– Работать хочу, а жить – нет… Грязи много… Я не хочу так…
Лидочка порывисто прижалась ко мне, будто искала у меня защиты. Но, глянув на нее, я понял, что ей всего лишь нужен секс…
Рано утром появился охранник, разбудил меня, ударив по ноге пластиковой дубинкой.
– Подъем!
Я мигом вскочил на ноги, вышел из комнаты, даже не глянув на Лидочку. Мне очень хотелось есть, и я должен был поскорей спуститься в шахту, потому что горячий завтрак для нашей бригады должны подать туда.
Над лагерем занималась заря, в хрупком предутреннем свете за темными силуэтами бараков проступали контуры охранных вышек, на одной из которых я заметил часового с оружием. Но в тот миг я не думал о побеге, потому что всю мою зомбированную сущность волновал только один вопрос – когда же наконец я смогу нажраться.
Нажраться… Именно нажраться… Потому что я, как животное, мог только жрать. Бездумно набить брюхо и работать как проклятый – вот и весь смысл моего существования. Но я не хочу так жить!
Я хотел жрать. Поэтому безропотно спускался в ад, который ждал меня под землей… Да, я хотел жрать… Но именно сейчас, сквозь скотские мысли о еде я все же мог ощущать себя хоть и жалким, но подобием человека… А если голод усилится? Может, тогда я смогу осознать свою истинную сущность и ответить на вопрос: что я здесь делаю?..
Рабы из нашей бригады уже проснулись и с бессмысленными выражениями лиц, тупо, едва переставляя ноги, ходили по забою. Все ждали завтрака. Ни о чем другом никто уже не думал. Кроме меня. Жалкими остатками старой, а может, зачатками новой воли я вцепился в мысль, что голод может избавить меня от рабской зависимости. Я помнил, как однажды голод пробудил во мне желание бежать с того места, где мы искали золото. Я даже собирался тогда убить охранника… Голод. Спасти во мне человека мог только голод…
Именно поэтому я забрался на нары, отвернулся от всех, закрыл глаза и, сжавшись калачиком, плечом и ладонью закрыл уши, пальцами другой руки зажал ноздри.
И все-таки моему терпению пришел конец. Осыпая себя проклятиями, я вскочил на ноги, с ужасом огляделся по сторонам. Мои безвольные товарищи уже облизывали миски и допивали чай, а раздатчик пищи катил тележку с пустыми баками по тоннелю.
Я неистово взвыл, хватаясь за голову. Я вел себя как зверь, но именно человеческая воля удержала меня от того, чтобы не броситься на парня, который в отличие от остальных еще не успел расправиться со своей порцией. Так хотелось наброситься на него и забрать миску с едой, но я все-таки удержался. Я бросился к баку с водой, зачерпнул из него воды грязной кружкой и пил до тех пор, пока до отказа не наполнил желудок.
Я сумел сбить чувство голода и чуть ли не физически ощутил, как шевелятся в голове мысли. Я не боялся работать, но уже не хотел вкалывать на своих поработителей. Мне нужно было
Но вскоре голод заявил о себе в полную силу. И за отбойный молоток я взялся с желанием отвлечься от мыслей о еде. За работой время летит незаметно, значит, обед наступит очень скоро. Так думал я, вгрызаясь в неподатливую желто-бурую породу. Думал!.. Но вопреки моим надеждам время не летело, а тянулось, как длиннющий товарный состав на паровозной тяге по рельсам, идущим на подъем.
И все же я дождался обеда. Раздатчик пищи доставил его прямо к месту, где мы работали. Мои товарищи с жадностью набросились на борщ. Ложек у нас не было, поэтому они пили его прямо из котелков, пальцами подгребая ко рту капусту и картошку. Я с омерзением смотрел на это и с ужасом думал, что ничем не отличаюсь от них. Сейчас я и сам, как свинья, буду лакать это сытное варево, потому что я очень хочу жрать!..
Но я не свинья… Нет, не свинья… Я – человек!..
Я нарочно выпустил из рук полный котелок, и он утонул в луже под ногами.
Что же я наделал?.. Проклиная себя, в паническом ужасе перед голодом я нырнул в грязную студеную воду за котелком и стукнулся коленкой об острый кусок породы. Видно, ударом был задет нервный узел. Боль была такой, что я забыл о еде.
Я волчком с воем крутился в луже, смешивая с водой разлившийся борщ, но на меня никто не обращал внимания. А когда я кое-как оправился от боли, мои товарищи уже закончили обед, а раздатчика и след простыл. Мне ничего не оставалось делать, как вытащить из лужи котелок и в ожидании ужина приступить к работе.
Я с ненавистью глянул на тяжелый отбойник, оказавшийся в моих руках. Возникло непреодолимое желание отбросить его, отказаться от работы. Но вместе с гневными эмоциями ко мне пришла и дельная мысль. Я вспомнил, как выглядит невольничий лагерь на поверхности, и даже осознал, что подняться туда не так уж и трудно.
Бригадир и охранники воспринимали рабочих как безмозглое быдло, неспособное к бегству. А раз так, то какой смысл в оба глаза следить за ними? Колючая проволока вокруг лагеря и автоматчик на вышке – этого вполне хватит, чтобы предотвратить гипотетически возможное бегство. К тому же при всем своем презрительном к нам отношении бригадир в общем-то был неплохим парнем. И даже, как мне казалось, относился к нам со снисходительной жалостью. И на этом, в принципе, я мог сыграть. Но для этого нужно было дожить до вечера, более того, показать хорошую работу.
И снова, бессчетный уже раз, я вонзил наконечник молотка в горную породу. Ды-ды-ды… По мозгам… Ды-ды-ды… По нервам…
Меня бесило, что нечеловеческими усилиями и в жутких условиях я добываю руду, Лидочка пропускает ее через дробилку, другие выделяют из нее золото, а какой-то подонок пользуется благами нашего рабского труда.
Я уже знал, зачем забрался в этот ад. Мне нужен был Пальмир, чтобы через него установить убийцу моего друга Юрки Стеклова. Но сейчас доселе нужная мне истина уже мало волновала меня. Тем более Пальмир утверждал, что преступника уже нет в живых… Гораздо больше меня заботил сам Пальмир со своими рудником и приисками. Вот в ком для меня заключался корень зла. Я должен был выбраться из этой западни, чтобы сказать миру правду о творящемся здесь беззаконии. Я знал, куда обращаться, чтобы меня услышали. Но сначала нужно было сбежать. И Лидочку я должен был забрать с собой…