Невеста полоза
Шрифт:
А монахи прекратили движение, замерев в полукилометре от церкви.
– Полоз, – клекот Орла, – они стоят у такой же черты.
– Знаю, – бурчит он. – В сотне метров от церквухи должна быть третья, в десяти метрах – четвертая.
– Подтверждаю, – ответ Орла.
Я задрал голову: черной точкой в небе парил Олегов захребетник.
В пяти метрах от монахов и от второй черты мы остановились. Я выдвинулся вперед на пару шагов.
– Остановись, слуга Сатаны! – пафосно крикнул один из монахов, что был с посохом. –
– Заткнись, ущербный, – говорю я в ответ. – Мы не слуги Сатаны, а ты – не слуга Господа. Ты – такой же поганый язычник, как и мы. Поэтому заканчивай страдать херней и вали отсюда. Иначе с тобой будет то же самое, что и с твоими корешами.
От такого непочтительного ответа монах завис, а я подошел еще ближе.
– Короче, убогие, – с гадской ухмылкой продолжил я свой монолог, – мои командиры велели нам разнести вон то строение в клочья. И мы этот приказ выполним. При этом, нам трижды наплевать: будут внутри люди или нет. Поэтому предлагаю вам отойти в сторону и не отсвечивать.
– Ты – умрешь, поганый славянин! – также пафосно заявил второй обладатель посоха.
– Ага, – улыбаюсь я, – только шнурки поглажу и побегу умирать, – я набрал воздуха в легкие и рявкнул: – С дороги, твари!
Потом меня что-то торкнуло изнутри, и я максимально людоедским тоном добавил:
– Русь идет!!!
А за спиной – вдруг волчий вой. Жуткий такой, аж до костей пробирающий. Короткий взгляд назад – мои воют. Все. Даже Зяма.
Монахам наше выступление очень не понравилось. Третий молчаливый гражданин, что был без палки, аж назад отпрыгнул… А обладатели посохов скрестили их и исчезли. Мгновение, – и они уже возле дверей в церковь.
– Красиво, – ухмыляется Марся.
А двери церкви открылись, и из них высыпало человек пятьдесят монахов. Они бодро построились в три шеренги и направились в нашу сторону.
– И все? – как-то разочаровано протянул Борька. – Чей-та маловато их…
– Боря, заткнись, – голос Ильдара. – Командир, мы идем?
– Идем.
– Работаем ножами? – поинтересовался Мамелюк.
– Ты – можешь ножами. А лично я – буду лопаткой.
Я снял рюкзак и быстро вытащил из него малую саперную лопатку. Порадовался остроте ее граней, несколько раз прокрутил лопатку в руке, разминая кисть и запястье, а в левую взял нож. Парни повторили мои действия.
– Ну что, други, покажем ворогу: «Что значит русский бой удалый, Наш рукопашный бой!», – опять вспомнил я Лермонтова.
– Покажем. Ох, покажем! – кровожадно оскалились мои.
– Вах, вэй, за русский не обещаю, но я таки максимально напуган! – вальяжно заявил Зеймович, напоминая нам про его любимую поговорку, что «В мире зверя нет страшней, чем напуганный еврей!».
И мы перешли вторую черту!
Глава семнадцатая. Часть вторая: День сурка
Перешли, ага… Как перешли, так и встали. Наш внешний вид несколько видоизменился. Были мы в добротной снаряге британских САС с отдельными вкраплениями отечественных девайсов, а после перехода этого Рубикона мы все оказались в «афганках», кирзовых сапогах, касках и в советских брониках
– Это сейчас чего было?! – недоуменно разглядывали мы друг друга.
– Полоз, это чего?!
Змей выпрыгнул из меня, оглядел и расхохотался.
– Вот идиоты англо-саксонские, – ржал он, – даже тут все перепутали!
– Хвостатый, заканчивай ржать, – рыкнул я на него, – противник приближается! Это чего с нами произошло?!
– Эти полудурки, я про монахов, вместе с основным щитом поставили дополнение, но перепутали заклинание. Поэтому у вас не оружие исчезает, а меняется снаряга. Первый прыжок во времени – это афганская война. Вот, вы и выглядите, как воины-интернационалисты!
– И чего нам делать?!
– Как чего?! Британцев валить! Вперед, Русь!!!
Мы выстроились клином, в острие которого стоял я, и ломанулись на врага.
Пробежав двести метров, замечаем, что основной строй противника замедлил движение, и от него отделился монах. Он бежал к нам и орал:
– Поединок! Поединок!
– Полоз, чего он хочет?!
– Ты глухой? Он поединщика от вас ждет!
– Один на один? Как в стародавние времена?
– Именно!
– Замерли! – даю команду.
В десяти метрах от нас монах остановился.
– Поединок! – повторил он.
– Слышим, слышим. Как биться будем? Голыми руками или с оружием.
– С оружием, – самодовольно отвечает он и вынимает из-под рясы короткий меч.
– Добро, – улыбаюсь я и шагаю вперед. Когда до британца осталось три метра, он атаковал.
Стремительное сближение, шикарный рубящий удар. При этом удар с подвохом: на середине рубящего движения – остановка и короткий укол в шею. Так видели бой монахи.
А так видел бой я и мои головорезы: черепаха в рясе вальяжно разбегается, так же размахивается, наносит удар, по работе его кисти и предплечья видно, что будет смена направления удара, видно, куда и как он будет бить. Наконец, укол в то место, где (теоритически) была моя шея. Заковырка в том, что как только обозначился укол, я чуть сместился вдоль руки монаха и махнул лопаткой. Монах остался стоять, а часть его предплечья, кисть и меч продолжили движение. Но недалеко. Обрубок еще не упал, а я зашел монаху за спину и незатейливо чиркнул ему ножом по горлу. Ливанула кровища. Я чиркнул второй раз, и его голова в моей руке. Со стороны моих головорезов вялые аплодисменты.
– Микола, прихвати тело покойного. Как сблизимся с основной массой – кинешь его в них.
И голову я тоже приберег.
Я снова на острие клина, мы вновь несемся на строй противника. За пять метров до строя монахов я кидаю в них голову поединщика, один из них падает. И тут же в их строй врезается тело поединщика, уложив семерых. А мы прыгаем. Приземляемся за спинами британцев. Разворот и… возглас Борьки:
– А я?!!
Зяма не стал прыгать. Он не перепрыгнул бы. В итоге, картина маслом: напротив сурового строя английских монахов стоит полуголый русский еврей. Тощенький, запыхавшийся, с ножом в одой руке и саперной лопаткой в другой… Оч-ч-чень грозная картина…