Невеста смерти
Шрифт:
Дарий присел рядом с ней на освободившееся место:
— Позволь, я верну браслет туда, где ему положено быть, — и поцеловал ей руку, застегивая защелку браслета.
— Дарий, — с тихой укоризной проговорила Гайя. — Что ты творишь?
— Защищаю тебя, — он долго и спокойно посмотрел в ее глаза, взгляд которых выдерживали далеко не все даже в их когорте. — Меня же для этого и приставили? Ты же не будешь оспаривать решение префекта…
Тут их внимание, как и внимание всех присутствующих, переключилось на следующее из бесконечной череды пиршественных развлечений — выступление гладиаторов. Гайя по своему опыту пребывания в лудусе знала, что на праздничные пиры как правило, не устраивают настоящих кровавых побоищ, услаждая взоры присутствующих красотой поединка, граничащего с
Две пары гладиаторов начали бой одновременно под бурные возгласы зрителей, находившихся, в отличие от цирка, очень близко к сражающим, чтобы рассмотреть даже выражение их глаз. Парни действительно были красивы и хорошо обучены, и Гайя без труда узнала питомцев Лудус магнус, надеясь только, что они не узнают ее в таком виде — да и не подумают даже отыскивать знакомые черты в высокомерной молодой женщине, задрапированной в изящные одежды цвета лаванды, с короткими светлиыми локонами, падающими на плечи сзади, а спереди схваченными серебряной диадемой, повторяющей рисунок браслета и колец. Естественно, что за полгода черты ее лица не могли измениться даже не смотря на пережитые злоключения, но сейчас она была умело подкрашена по последней моде — с удлиненными черной краской на египетский манер глазами, оттененными ближе к вискам голубоватой краской, а гладиаторы чаще видели ее только на бесконечных тренировках, покрытую потом и облепленную песком, с туго заплетенными на затылке слипшимися взмокшими и пропыленными волосами — а после мытья она старалась уползти в камеру и отоспаться, не показываясь на глаза лишний раз ражим парням и не провоцируя драки. Так что она могла теперь беспрепятственно любоваться их отточенными движениями — на этот раз прислали не шутов-танцоров, а нормальных бойцов, но предупрежденных, что бой не должен быть насмерть или привести к тяжелым увечьям.
Гайя и Дарий с удовольствием наблюдали за поединками, обмениваясь между собой комментариями, и не придали значения тому, что рядом с ними на ложе сзади опустился еще один мужчина, тоже в пиршественном нарядном одеянии — ложа триклиния и были рассчитаны на трех пирующих каждое.
Но тут Гайя почувствовала, что мужчина или оказался настолько наглым, или успел перебрать в возлияниях, но коснулся пальцами рисунка на ее спине, видневшегося из-под приспущенного от жары и духоты покрывала, провел по нему пальцами, повторяя контур дракона и поцеловал обнаженное плечо. Она обернулась и услышала чувственный низкий мужской голос с легкой хрипотцой:
— Бросай этого мальчишку. А я доставлю тебе такое удовольствие, которого ты еще никогда не испытывала, — и его сильная рука умело скользнула вокруг ее талии.
Гайя успела сразу увидеть и оценить многое, в особенности мимолетно встретившийся с ней взгляд мужчины, затуманенный похотью, но умный, глубокий и жесткий. Его рука, властно и уверенно лежащая на ее талии, была покрыта темным загаром, а у самого локтя пересечена длинным, не так давно зажившим и еще розовато-белым шрамом. А хрипотца в голосе была очень характерна и безошибочно свидетельствовала о том, что ему постоянно приходится командовать солдатами в поле — если только он не трудился разносчиком зелени, что было в принципе исключено в данной ситуации. Гайя прикинула его возраст на первый взгляд — и несмотря на свежевыбритые щеки и нарядный венок из зелени на коротко остриженных темных волосах, подернутых сединой по вискам и у макушки, он был старше ее всего лет на пять. Она подумала, насколько же его жизнь была сурова, если Дарий, будучи моложе его, соответственно, лет на семь, кажется ему мальчишкой — а уж не разглядеть в Дарии воина даже здесь было бы сложно.
Она не стала отваживать его резко — все же наглец явно был боевым офицером, случайно занесенным на этот праздник, скорей всего явился на доклад к Октавиану с секретным донесением и был под горячую руку приглашен на праздник. Мужчина был старше ее, и она, не видя сейчас знаков его различия, тоже не хотела свой второй день в звании трибуна преторианской гвардии омрачать скандалом с каким-нибудь легатом — не потому, что опасалась последствий, а из уважения к воину, для которого этот вечер, возможно, единственный мирный за крайние несколько лет. И то,
Зато к ее полной неожиданности сорвался Дарий:
— Руки убрал от нее!
Воин усмехнулся, но руки с талии Гайи не убрал:
— Учимся лаять, щенок? — его голос не дрогнул, и в нем звучала явная насмешка.
Гайя отметила, что если Дарий не пил вообще, даже разбавленного вина, довольствуясь чистой водой, потому что находился тут на боевом дежурстве, хоть и негласном, то незнакомый воин все же несколько глотков вина себе позволил, как и она. Ее голова была намного крепче, и Гайя знала, что при необходимости может не делать вид, что пьет, а спокойно отхлебнуть несколько раз из предложенной чаши. А вот залетевший на пир явно едва не с коня воин от усталости и необычной обстановки захмелел слегка — и не особо себя сдерживал. Но что происходило с Дарием, чьею выдержку можно было ставить в пример молодым солдатам — она не поинмала.
— Лаять, согласен, не мужское дело. Может, позвеним клинками?
— На пиру? В триклинии императора? — с сомнением взглянул на Дария мужчина с сомнением более зрелого воина, но менее знакомого с нравами высшего общества.
Дарий кивнул:
— Боишься оказаться неловким на глазах императора?
Их ссору заметили и уже внимание было приковано не к завершающимся малой кровью поединкам гладиаторов, а к перебранке двух мужчин вокруг красивой белокурой девушки. Разгоряченные предыдущим зрелищем и выпитым отличным вином гости хотели продолжения острых ощущений и стали подначивать обоих мужчин. Кто-то даже дал команду гладиаторам остановиться на ничьей — все четверо парней получили очень легкие царапины, больше способные вызвать сочувствие молодых девушек, нежели причинить страдания им самим, но были рады перевести дыхание и сделать несколько глотков воды.
Гайя оглянулась на главную часть стола, где возлежал сам Октавиан и его ближайшие приближенные, в том числе сенатор Марциал с безмолвно и неподвижно застывшими за его спиной полуобнаженными огромными фигурами телохранителей-северян, разительно контрастирующими с преторианской охраной императора, тоже не мелких размеров плечистых воинов, но одетых в обычные белые туники с начищенными доспехами. Император кивнул распорядителю пиршества в знак согласия — к ее велчайшему удивлению.
И распорядитель тут же пригласил на освободившуюся после ухода гладиаторов середину триклиния Дприя и принявшего его вызов мужчину, оказавшегося такого же роста и с довольно крепкой мускулатурой — встав слитным движением с ложа, он успел небрежно поцеловать Гайю в висок и сбросить тогу, оставшись в хорошей, тонкого полотна тунике-эксомиде:
— Не скучай, дорогая, проучу мальчишку и вернусь развлекать тебя дальше. Обещаю даже не вспотеть, чтобы не оскорбить твой чудесный вздернутый носик.
Дарий тоже сбросил тогу и веночек, и оба мужчины отстегнули фибулы на правом плече, позволив своим эксомидам соскользнуть с правой стороны торса к талии, полуобнажив их одинаково накачанные плечи, руки и грудь. Женщины, присутствующие в зале, ахнули от восторга и замерли.
Зазвенели мечи — тоже отобранные у гладиаторов, потому что являться на пир с оружием считалось неприличным.
Гайя при первых же ударах клинков встала и направилась к выходу, бросив небрежно, что устала и ей не нравится такое поведение. Вторую часть фразы она сказала негромко, проходя мимо них так, что едва не хлестнула их по ногам развевающимся подолом длинной лавандовой столы.
Они оба поняли, что сглупили: Дарий знал, что Гайя могла всегда найти нужные слова и просто отказать незнакомцу, например, сказав, что он, Дарий, ей больше по вкусу — это соответствовало их ролям в проводимой операции. А действительно оказавшийся на этом празднике чисто случайно офицер про себя собрал все силы Аида — по походке и движениям направляющейся к выходу девушки он понял, что жестоко ошибся и принял за гетеру равного себе воина. Они с Дарием обменялись еще несколькими хитроумными ударами — уже без взаимной злобы, но потому, что на них смотрит император. Они переглянулись и завершили красивой ничьей.