Невеста смерти

Вихрева Елена

— Очень интересно, — снова улыбнулась Юлия, прикрывая шалью живот извечным жестом будущей матери, и только это стало знаком для Гайи, что та действительно напугана, но старается не подать виду. — Кто будет спрашивать? Но ты же вошел с вопросом. Вот, ты и спрашиваешь. Значит, есть все же выход?

— Умничаешь? — уже другим, более жестким тоном поинтересовался эдил.

— Констатирую факт. И да, кстати, — Юлия показала гостеприимным жестом на сидящую в отдалении, возле Гортензии, Гайю:

— Вот моя подруга Гайя Флавия, старший центурион спекулаториев, с которой я обещала тебя непременно познакомить. Как же, такой уважаемый человек, как ты, и не знаком с такой знаменитостью!

Эдил бросил в сторону Гайи презрительный

взгляд — от него не укрылись ни ее изящные серьги, ни игриво спускающаяся в ложбинку грудей цепочка с подвеской в виде крошечной рыбки, ни длинных скрещенных в лодыжках ног, обутых в легкие крошечные сандалии тонкой кожи в тон палия.

— Эта белокурая девочка? Не смеши мои калиги. Вот уж недалекий женский ум, — эдил презрительно рассмеялся. — Иметь наглость пугать меня своим знакомством с самой Гайей Флавией, и при первом же случае подсовывать под ее видом дурочку-подружку. Да эта красотка и пиратская трирема настолько далеки друг от друга, как отсюда до Геркулесовых столбов. Подумать только! Эта девочка с кольцами на пальцах могла бы удержать меч?!

Эдил отсмеялся, наслаждаясь своим остроумием и находчивостью, а затем вновь посерьезнел:

— Ну что? Никакой Гайи рядом с тобой и не стояло. И я же знаю, что муж твой варвар полудикий, и дома-то не ночует. В лес, наверное, бегает? Там ему все родное? Или от тебя уже устал, от упрямства твоего тупого? Да уж, подобралась семейка. Мамаша твоя как пыльным мешком из-за угла пришибленная тоже тебя не защитит, хоть и хозяйка дома по бумагам. Так что ты, девочка моя, влипла. Или деньги, или будешь наперегонки со своей старухой рабыней с амфорой да к водоразборничку квартальному. Ну и подружку свою приспособь, авось чуть и подкачает мышцы, чтобы хоть отдаленно на Гайю эту походить. Хотя вообще зачем такое женщине?

Эдил насладился произведенным впечатлением на четырех женщин, и снова развернулся к Юлии:

— Что рот открыла? От удивления, что придется за водой ходить? Нет денег на молодую рабыню? Или сказать что хотела? А вообще, давай, так и оставайся. Широко раскрытый рот украшает женщину. Авось и мужу своему варвару понравишься так больше.

Дальше продолжить свои славословия эдил не успел — он и сам не понял, как оказался вдавлен своим еще улыбавшимся по инерции лицом в мозаичный пол триклиния, а небольшая, но удивительно сильная ножка, схваченная розовыми ремешками сандалий с позвякивающими на них серебряными бусинками, стояла на его руке, которой он собирался только выхватить из-за пояса нож. Нож она отбрала сразу же и на всякий случай заправила привычным движением себе за пояс, проклиная, что вместо обычного широкого ремня с металлическими накладками у нее витушка из тончайшей розовой кожи, едва усиленная такой же тонкой серебряной цепочкой.

Не убирая ноги и перенеся на мгновение на нее вес своего далеко не маленького тела, девушка коротким точным ударом другой ноги отшвырнула в сторону его кодикиллус:

— А это почитаю на досуге. Дополняя все то, что ты мне сейчас расскажешь.

— Не наглей, девчонка, — пробурчал эдил, но Гайя еще сильнее завела ему за спину левую руку, за которую придерживала все это время достаточно деликатно, просто не давая встать.

— Разве это наглость? — беспечно поинтересовалась Гайя, свободной ногой подпирая такие части тела эдила, что у него пропало желание шутить. — Наглость это являться в дом доблестного офицера-преторианца, даже двух преторианцев, и в присутствии третьего офицера требовать взятку.

Эдил пробурчал уже что-то совсем невнятное, а Гайя взглядом и трогательным пожатиме плеч успокоила Юлию с Гортензией, а заодно и старуху-рабыню, сбившихся в кучку в углу триклиния сразу после того, как оттуда выскочила она и швырнула на пол через бедро изрядно надоевшего ей эдила.

— Если хотите, можете не смотреть на это жалкое зрелище. Будущим матерям приличествует только прекрасные виды. А не мокрая водяная крыса,

к тому же проворовавшаяся.

Но Юлия уже взяла себя в руки:

— Мы не оставим тебя наедине с ним!

— Лучше оставьте. Нам предстоит разговор по душам, — и она легонько пнула эдила между ног. — Если, конечно, почтеннейший эдил не жаждет прогуляться со мной до лагеря нашей когорты, где мы можем побеседовать в более подходящей обстановке.

Юлия подхватила тетку и рабыню и они удалились из триклиния настолько быстро, насколько позволяли им кому возраст, кому состояние — она поняла, что Гайя не нуждается в помощниках, тем более таких, как они. Но все же, уходя, поинтересовалась:

— Вызвать вигилов или урбанариев?

— Не стоит беспокоить доблестных воигов ради такой канализационной вонючки, — бросила ей Гайя и подмигнула, зная, что выражение ее лица эдил не видит, а вот голос и тон слышит прекрасно.

— Пусти, — попытался заворочаться эдил. — Нарываешься. Я же сейчас вырвусь, и уж тебя не пощажу. Налупцую сам и вызову урбанариев. С обвинением в нападении на должностное лицо. Родители твои, девчонка, в рабство себя продадут прямо на рыбном рынке, чтоб со штарафами расплатиться.

— Родители мои в Элисии, так что не угадал, — спокойно ответила ему Гайя, еще крепче выворачивая руку и отгибая на ней большой палец так, чтобы он почти прижимался к запястью. — Поговорим?

— О чем? — простонал, сдаваясь, мужчина, проклинающий уже день и час когда польстился на щедрую оплату и согласился скомпрометировать семейство префекта грозных спекулаториев. Он понимал, что сестерции просто так никто не раздает, и что на следующий же день после получения им взятки от семьи префекта об этом знали бы и в Сенате, и на Форуме, говорили бы в каждой бане и лавке.

Та охота, которую развернули спекулатории вдруг на взяточников и продажных чиновников, естественно, не всем понравилась. Они и сами были не рады, что копнули так глубоко — начали же с лже-последователей Изиды, прикрывавших неведомыми и будоражащими воображение золотой и праздной молодежи, спокойно живущих на те деньги, что веками зарабатывали их отцы и деды в тяжелых боевых походах по всей Ойкумене под знаменами Гая Мария, Суллы, Марка Красса и Юлия Цезаря. А выяснилось, что размах трагедии больше, чем и предполагали — и приверженцев зловредного культа оказалось много, и жертвоприношения Изиде утекали золотыми ручьями в Египет, чтобы оттуда шли новые псевдожрецы, на эти же деньги и подготовленные, а с ними — модии дурманящий отравы. Нашлись и предатели в самом Риме — не просто со скуки решившие принять участие в диковинных церемониях и вкусить дурманных сновидений, но и вполне серьезные молодые, здоровые мужчины, которым по не понятной для спекулаториев и Октавиана Августа причине оказалось приятнее и интереснее не служить в легионе, неся славу Рима на своих копьях и принося славу своей фамилии, а повернуть оружие против родного города. И вот постепенно спекулатории раскручивали этот страшный змеиный клубок — Гайя накануне слушала префекта, в некоторых моментах даже боясь вздохнуть. Они с Дарием и Марсом, а затем и с Кэмиллусом уничтожили целую поганскую сеть с торговлей пленными легионерами и доставкой вражеских воинов под их видом да еще и на вленных римских кораблях. А вот задание Кэма и Дария провалилось больше года назад, и теперь они расхлебывали последствия одной крошечной ошибки в тщательно спланированном деле. Больше всего Гайю насторожило то, что Кэм и Дарий, по выводам префекта, не сами провалились. И зря корил себя год почти Кэм за неосторожно сорвавшееся с губ ругательство. Их предал кто-то из своих. Фонтей еще раз напомнил ей об этом, когда посетовал, что пришлось пойти на такой жестокий в отношении ее друзей обман — он рассказал, как страдала и рыдала Ренита несколько месяцев после «гибели» Гайи, и у девушки сжалось сердце, ведь Ренита ни разу не намекнула и не упрекнула ее.