Невеста
Шрифт:
Убьют.
Гладят нежно, осторожно, словно Виттар догадывается об этих ее мыслях. И Тора, сглотнув, продолжила: ей нужно знать.
– Ты ведь тогда сказал, что… не можешь на мне жениться. Но тебя заставили, потому что будет ребенок. И я просто хочу знать, что со мной станет, когда он родится? Ты меня отошлешь или…
Большой палец замер под горлом.
– …или со мной тоже что-нибудь случится?
Сложно смотреть ему в глаза, особенно когда эти глаза темнеют.
– Если с тобой что-нибудь случится, –
И Тора, подумав, согласилась.
Ее муж так и не заснул. А когда небо стало бледно-серым, волглым, поднялся.
– Отдыхай, – сказал он, когда Тора открыла глаза. – Я… просто посмотрю, как Оден.
Вой-плач по-прежнему тревожил воздух.
И Тора знала: золотой пес не подпустит Виттара. Сегодня. Завтра… целую вечность, которую следовало прервать. Дождавшись, когда муж уйдет, Тора выбралась из кровати. Быстро оделась и тенью выскользнула в коридор.
Предрассветный час принес туманы.
И росу.
Холод.
Пес лежал на прежнем месте и, задрав голову, выл. Он был огромен, раза в полтора крупнее Виттара. Тора разглядывала мощные лапы с полукружьями чудовищных когтей. Золотую чешую. Четырехгранные острые иглы, что вздыбились вдоль хребта.
– Я… – она заставила себя сделать шаг, – принесла одеяло. Здесь очень холодно…
Повернувшись к ней, пес оскалился.
– Она ведь жива, верно?
Тора отражалась в белых его глазах.
– И ты хочешь, чтобы она жила…
Еще шаг.
– Но она замерзнет… ты не чувствуешь, насколько холодно…
Утробное ворчание было ответом.
– Ты не подпускаешь других, потому что не доверяешь. Думаешь, что они хотят ее… убить.
И на два шага ближе.
– Если бы ты позволил Виттару…
От рыка Тора оглохла. А пес вскочил…
– Стой! Я ухожу. Вот. – Она осторожно наклонилась, хотя сердце колотилось, как безумное. – Это просто одеяло… Если не хочешь им пользоваться, хотя бы в дом ее перенеси. Там теплее.
Она попятилась, не спуская с пса взгляда. А он смотрел на нее…
Когда Тора достигла дорожки, на которой еще оставались размокшие бутоны вчерашних роз, очертания пса поплыли. Даже в пограничном обличье он был чудовищем.
Но жену свою нес бережно.
Он вошел в дом и в комнату, первую, которая попалась по пути. Гостиная. Но есть диван, достаточно большой, чтобы уложить девушку. И сама комната почти не пострадала.
– Платье следует снять, оно промокло…
Острые когти разрезали алую ткань.
– И растереть…
Тора принесла полотенца.
Одеяла.
И воду, которую пришлось отпить, показывая, что в ней нет отравы. Она предложила сварить
А после отвернулся от Торы, словно ее не было, и завыл.
– Не знаю, – за дверью Тору перехватил Виттар, – выпороть тебя или расцеловать. Он мог тебя убить, понимаешь? Нечаянно… взять и…
Она сама поцеловала мужа.
Возможно, девушка выживет, и тогда у Виттара появится шанс объясниться с братом. Ради этого стоило рискнуть.
– Золотце ты мое…
Тора согласна. И еще ей нравится, когда ее на руках носят.
Я шла… протяжный собачий вой летел следом.
Мучил.
Умолял вернуться.
Но я шла. Упрямо. По узкой тропе, поросшей вереском. Было в нем что-то неправильное. Остановившись, я коснулась лиловых цветов. А они рассыпались. Родник, скользнувший было в ладони, вдруг отпрянул. Вода не была ни холодной, ни теплой, да и вовсе была ли она водой?
На ладонях осталась пыль.
– Здесь все ненадежно, – раздался знакомый голос.
Передо мной на тропе встала Мать-жрица.
Белое платье. Красная кровь. И нож в руке.
– Не бойся, я лишь хочу вернуть его. – Она и вправду протянула нож рукоятью вперед. – Возьми.
Отступаю. Пячусь, не спуская с нее взгляда.
– Эйо, Эйо… упрямая ты девочка. Снова бежишь? Куда? Оглянись.
Больше нет тропы, только вересковое море, по которому расползается белый, рыхлый туман.
– Я…
…я слышу собаку.
– Забудь о ней. Скоро она замолчит…
Наверное.
Но сейчас я все еще слышу эту растреклятую собаку. Ей так плохо…
– А разве тебе хорошо?
Здесь? Не знаю.
Ни холодно. Ни жарко.
Я как та вода, которая пыль. И смотрю на собственные руки, пытаясь поймать тот миг, когда они решат рассыпаться. Но ничего не происходит.
Только собака воет… пусть бы замолчала, мне стало бы легче.
Он ведь остался там.
А я – здесь.
И Перевала на сей раз не будет. Надо смириться. Сделать шаг… а потом еще один… и много-много шагов по вересковому полю, залитому туманами. Они подбираются ближе ко мне, не то ластятся, не то оплетают белесой творожистой сетью.
Шепчут, что я сама сделала выбор.
Сделала.
Отдала все, что имела. И жалеть не жалею.
Разве что самую малость – о потерянных днях, когда мы были рядом, но не вместе. О несказанных словах. И прикосновениях, которых больше не будет.
Собака воет.
И голос ее зовет вернуться. Он будто ближе стал… показалось? Нет.
Вот же… бестолочь.
Ему нельзя сюда. Я отступаю. Сначала нерешительно, и каждый шаг, который приближает меня к невидимому псу, лишает сил. Это место не желает отпускать меня. Но я не собираюсь слушать место.