Невезучая или эльфы, как они есть
Шрифт:
Глаза Ришалис сощурились. Она что-то недоговаривала, и Аеллир это понимал, но укорить хозяйку оазиса в неискренности было бы как минимум не вежливо, как максиму — оскорбительно и опасно. Поэтому, эльф молчал, стараясь думать о чем угодно, только не о её недомолвках — например, об успокоительном чае, который он литрами станет пить у себя в кабинете, когда вернется в стены своей Академии.
— А что насчет другого? — приторно-сладким голосом вопросила лирдис. — Того, кто спит в его тени? Ты не застал тех времен, его не зря боялись — он был весьма хорош в наказаниях. И он не связан с вами никакими клятвами. Ты думаешь, он будет так же лоялен к Анне?
—
— Откуда такая уверенность?
— Я делаю выводы из реакции тени Элисавиеля на Анну. — Воспоминания о беспокойной ночи в его доме, заставили Аеллира передернуть плечами. — Раньше я не замечал, чтобы она с кем-то шла на контакт.
Глаза лирдис стали тревожного красно-оранжевого цвета.
— Даже так. Как быстро пролетело время. Аеллир, предупреждаю, если хотя бы одна тень этого мальчика сможет отделиться и стать самостоятельной, это будет означать, что Тальсиар проснулся, и время студента Элиса подошло к концу.
— Это не обязательно. Тальсиар может передумать.
— Никто не способен сказать этого наверняка. Даже я. Тальсиар всегда был скрытным и необщительным лирдисом.
— Тем не менее, он создал свое каменное древо, свою семью и у него был тот, которому он доверял и с кем хотел породниться.
Хозяйка оазиса замерла, затем резко откинула голову и громко расхохоталась, от чего мощные потоки магии хлынули от нее в разные стороны. Они омыли Аеллира, заставив испытать горько-приятные ощущения.
— Действительно, — отсмеявшись, заговорила она, — Тальсиар создал свое древо, и у него была эльфийская семья, которая столетиями не позволяла ему переродиться обычным эльфом, как он того желал, и, в конечном счете, начала увядать, лишившись источника своей силы, смешалась с человеческой кровью, изменилась и зачахла.
Аеллир задумался.
— Но древо его семьи все еще живо. Как это возможно?
— Не знаю как, но Элисавиель последний и единственный представитель его семьи и только потому, что в его тени спит сам Тальсиар.
— Так вот почему мальчишку пытались похитить!! — воскликнул эльф, которого давно мучил вопрос почему, когда в Брандор приезжала мать Элисавиеля, с парнем постоянно что-то случалось: то его выслеживали, то нападали, а то и вовсе пытались похитить.
— И попытаются снова, — закончила ректорскую мысль Ришалис. — Вы должны быть к этому готовы.
— Раньше мы с этим как-то справлялись.
— Раньше это была подготовка. Для ритуала перерождения лирдис нужен особый момент — время, когда лирдис теряет материальную оболочку и становится облаком силы. Я могу почувствовать наступление этого момента, как у себя, так и у другого лирдиса. Твоим сородичам приходится вычислять наугад. Поэтому Элисавиеля и оставляли в покое. Время еще не пришло.
У Аеллира появилась масса вопросов относительно перерождения лирдис, но Ришалис очередным взмахом руки открыла прекрасный вид на озера и трех демонов: двух джиннов и, увеличившейся до их размера, призрака бывшей третьей Повелительницы Шэриадис.
— Наш разговор окончен. Я не стану требовать от тебя забыть о нем. Ты вправе искать ответы на свои вопросы, но делай это осторожно. Береги Анну и… Элисавиеля. Когда придет время, я подам тебе знак.
— Не думаешь, что нам нужно вмешаться? — подошел
Что такого в том, что эти двое снова ссорятся? Не без причины же! «Причина» есть и она серьезная. Мелкая джинна-полукровка, о которой Анрой знал только со слов Анны, сама нашла их и устроила настоящее светопреставление со вспышками огня, слезами, и истеричными выкриками. А так как успокаиваться она не собиралась, эта вспыльчивая особа требовала особого внимания, а дилемма, что с ней делать, немедленного решения, тем более что ученик выбрал для себя позицию карателя, а Аня защитника. Оба были правы, но конфликт заключался в том, что Аня продолжала воспринимать своего куратора как человека, и не понимала, как, на самом деле, рос и воспитывался Элис, и требовала от него невозможного — понять и простить. С другой стороны Элис, рожденный эльфом, живший среди эльфов, но воспитанный человеком, крайне увлеченным, и, следовательно, не совсем адекватным, не мог понять Анну, которая, укрытая родительской заботой и любовью, никогда не подвергалась физическому насилию, и её наказание никогда не было суровым, а серьезные провинности разбирались и проговаривались. В результате этого возник спор, который грозил перерасти в серьезную ссору, чему способствовали слезы джинны и вопли, что она ни в чем не виновата.
Самайя практически сразу хотела вмешаться и прекратить спор, но джинния не подпустила ее к Анне, метко плюнув в девушку огнем. Вторую невестку превосходно защитили ее эльфийские рефлексы и мгновенно выставленный водный барьер. Поведение рогатой полукровки девушке не понравилось, однако нарываться она не стала, тем более что Анна позволила рогатой безобразнице спрятаться себе за спину, она по-эльфийски разумно решила дождаться нужного момента и отомстить, тем более что ни Анне, ни Элису маленькая джинния вредить не намеревалась. А вот с ширвари у джинны ничего получилось. Как бы ни старалась девчонка отогнать их от Ани, мохнатые демоны-кочки как губки впитывали ее огонь, и разбегались лишь тогда, когда девочка подходила к ним слишком близко и пыталась их схватить, но только джинна отвлекалась, ширвари кольцом снова собирались вокруг спорящей пары.
— Да, пожалуй, они что-то разошлись, — согласился Анрой, замечая, как начинают волноваться тени вокруг Элиса, и заколыхался воздух за спиной Ани.
— Что будем делать?
— Утихомирим виновницу, пока она нам всех демонов не распугала, — флегматично ответил Анрой, зачерпывая магию из кристалла и создавая прочную воздушную сеть.
— Будь с ней помягче, — попросил его Шамир, чем сильно удивил лича.
— С чего вдруг?
— Она совсем ребенок.
— И когда тебя это останавливало?
— Я прошу тебя как друга.
Анрой посмотрел на него с недоумением. Тот действительно переживал за полукровку-джинну, и это не могло скрыться от его проницательного взгляда.
— Я чего-то не знаю, Шамир?
Мужчина тяжело вздохнул, взгляд его помрачнел.
— Я никому этого не рассказывал.
— Самое время, — буркнул Анрой, испытывая только одно чувство — раздражение.
— Она моя внучка.
— Что-о??!
Анрой и в мыслях не хотел пугать Шамира, но приятель от его крика резко отпрянул в сторону и призвал овара — барханного прыгуна — крупную жёлтую ящерицу, передвигающуюся по пустыне длинными прыжками. Секунду другую мужчины молча смотрели друг на друга, пока Шамир не расслабился.