Невидимки

Пенни Стеф

— Пойду я, пожалуй. Мама волнуется… Я сказал, что скоро вернусь.

Я не могу смотреть Кэти в глаза. Даже конь поворачивает голову и глядит на меня с таким видом, как будто я сделал что-то ужасно плохое и глупое.

— Ну ладно.

Кэти отнимает ладонь от шеи Субадара, разрывая цепь. Магнетический поток останавливается, и я внезапно чувствую себя так, словно из меня выпустили воздух. Судя по интонации Кэти, я, видимо, упустил лучший шанс в жизни.

Глава муниципального совета нехотя соглашается отвезти меня домой, на этот раз в другой машине, с синим салоном. Хорошо хоть я успел обсохнуть. Кэти небрежно машет мне рукой на прощание

и скрывается на втором этаже, оставив нас наедине. Я не свожу с нее глаз, но она на меня не смотрит. Ни жгучего взгляда из-под полуопущенных век, ни обещаний, ни пожатия руки украдкой. Как возьмет сейчас мистер Уильямс, как завезет меня куда-нибудь в лес и убьет там.

— Значит, ты живешь на Иствик-роуд? — спрашивает он отрывисто.

Должно быть, миссис Уильямс сказала ему, что я цыган. С лихорадочно бьющимся сердцем я жду продолжения. (Она сама это начала! Я ни единым мускулом не шевельнул — ну, во всяком случае, добровольно…) Но никакого продолжения не следует. Он расспрашивает меня о жизни на муниципальной стоянке и на частной стоянке. Видимо, у него это профессиональный интерес. Я выдавливаю из себя какой-то ответ, но не могу рассказать ему, что это такое на самом деле. Думаю, ему не слишком интересно это знать.

— И почему вы оттуда уехали?

— Там не было места. Это был не наш участок. Мы просто снимали его у хозяев, пока они были в отъезде.

— Вот как? Вообще-то, знаешь ли, они не имеют права его сдавать.

Это всем нам прекрасно известно, но почему нельзя уехать куда-то на лето, если у тебя есть трейлер с колесами? Горджио ведь ездят в отпуска, и никто не заселяется в их дома, так чем мы хуже? И тем не менее, если ты уезжаешь со своего участка, муниципалитет заселяет туда кого-то другого, так что приходится договариваться частным образом, чтобы не потерять место. Я рассказал паре человек в школе, что мы были во Франции (хотя о том, что мы ездили в Лурд за чудом, упоминать не стал), но они смотрели на меня с таким видом, как будто думали: «Но вы же цыгане! С чего это вы вдруг разъезжаете по отпускам? Вы же должны быть бедными». И я прекратил распространяться о нашей поездке.

— Где тебя высадить?

Мы едем по шоссе. До нашей стоянки уже рукой подать. Но я ни за что на свете не хочу, чтобы мистер Уильямс увидел, где я живу. Если он увидит, не бывать мне больше ни у них в доме, ни в прекрасной конюшне Кэти, ни на ее диванчике для раздумий, ни вообще где бы то ни было поблизости от нее.

— Э-э… можете высадить меня на следующем повороте. Тут совсем недалеко.

К счастью, дождь уже перестал.

— Точно? Ну, смотри.

Он не настаивает. Ему хочется вернуться в свое кресло перед теликом, он ведь так устал целый день втолковывать людям, что они не имеют права сдавать свои участки на стоянках. Он притормаживает у обочины, и я вылезаю из машины.

— Спасибо вам большое, мистер Уильямс. И Кэти тоже передайте спасибо, за то что… подвезла меня из школы… и вообще.

Он трогается с места едва ли не раньше, чем я заканчиваю говорить. Так уж ему не терпится поскорее отсюда убраться. Я слоняюсь вокруг, пока машина не скрывается из виду, чтобы он не заметил, что я вовсе не собираюсь сворачивать на проселок, а направляюсь совершенно в противоположную сторону. Вскоре я уже вижу пробивающийся между деревьями тусклый свет от одного из наших стареньких трейлеров.

Я подхожу ближе. Не могу сказать, чтобы я старался двигаться как-то особенно тихо, но у мамы не задернуты занавески,

и моим глазам открывается самая странная картина за весь этот странный день. Честно говоря, мне даже думать об этом не хочется.

21

Рэй

Он вылитая своя свадебная фотография: отросшие темные волосы, настороженный взгляд, поза. Лишь немного резче выглядит по-юношески нежное лицо: чуть более запавшими стали щеки, чуть темнее тени под глазами. Худощавый и жилистый, он одет слишком старомодно для такого молодого мужчины, слишком подчеркнуто по-цыгански: рубаха с длинными рукавами, толстая жилетка, застегнутая на все пуговицы, хотя на дворе июнь, и платок вокруг шеи.

Когда Кат проводит меня в трейлер (тот самый «Джубили», который я приметил еще в первый мой визит), Иво сидит за столом с маленьким мальчиком на коленях и кормит его с ложечки размокшими зерновыми хлопьями. Он не поднимается мне навстречу, лишь кивком указывает на сиденье в другом конце трейлера.

— Папа сказал, вы хотите разузнать о Розе.

Я во все глаза таращусь на мальчика, хотя очень стараюсь этого не делать. Я знаю, что ему шесть, но он такой крошечный, прямо как птенчик, меньше даже моего крестника, Чарли. Я бы дал ему года три, от силы четыре. И принял бы за девочку, если б не знал, что это мальчик. Кристо Янко, с его почти черными отросшими волосами и громадными темными глазами на бледном личике, напоминающем по форме сердечко, очень похож на отца. Красивый малыш, но с ним совершенно точно что-то не так: чересчур большой выглядит для такого хрупкого тельца и тонкой шейки голова, чересчур тонкими, как прутики, кажутся обтянутые джинсовой одеждой ручки и ножки.

Я улыбаюсь ему:

— Привет, Кристо.

Мальчик смотрит на меня, но молчит.

— Он меня понимает? — кошусь я на Иво.

— Естественно, понимает. Просто он не слишком-то разговорчив.

Кристо отвечает отцу ухмылкой.

— Вам что, о нем не рассказали?

— Рассказали. Ну, без подробностей, но… да.

— Это фамильный недуг.

— Как он называется?

— Да никто не знает. Мы ходили по врачам, они не могут определить. У меня в детстве было то же самое, но я выздоровел. Так что надежды у нас никто не отнимет.

У Иво завораживающий голос — мелодичный и молодой, но при этом хрипловатый, как будто после недавно перенесенной простуды. Такой голос заставляет тебя невольно податься вперед, чтобы не упустить ни единого слова.

— Вы излечились от этого заболевания? Замечательно. Насколько я понимаю, многие ваши родственники от него умерли.

Иво опускает глаза:

— Да. Мне повезло.

— Вы не знаете, почему вы выздоровели?

Он качает головой. Похоже, ему не хочется развивать эту тему.

— Если бы мы знали…

Я смотрю на него и на мальчика. Если этот загадочный смертоносный недуг мог отступить, может ли он вернуться обратно? Какое наследие он оставил после себя Иво? С виду он выглядит вполне нормально, несмотря на хрупкое сложение и до странности мальчишеский внешний облик. Впрочем, если он был как Кристо, в этом нет ничего удивительного.

— Думаю, это ее и напугало. Я имею в виду Розу. Когда мы поняли, что Кристо болен, она не смогла этого вынести. Не захотела больше иметь с нами ничего общего. Пожалуй, я ее даже не виню — кто на ее месте решился бы еще завести детей, когда неизвестно…