Невидимые силы
Шрифт:
Когда он наполнял рюмку водкой, руки у него тряслись. Илья посмотрел на дрожащие пальцы отца, и сердце его сжалось от страха и тоски.
— Значит, тебе легче от водки? — спросил он, задумавшись о чем-то.
Отец, уже поднесший рюмку ко рту, поднял на него взгляд и тихо ответил:
— Да, сынок. Легче.
— Тогда, может быть, и мне станет легче?
Илья быстро взял бутылку, поднес к губам и, запрокинув голову, сделал несколько больших глотков. Водка обожгла горло, и он закашлялся.
— Ты с ума сошел! — вскрикнул отец.
Он
— Никогда больше так не делай!
С того дня отец не прикасался к алкоголю, и жизнь стала потихоньку налаживаться.
Два последних года Илья, как и его двоюродная сестра Маша, учился в медицинском институте. Днем он грыз гранит науки, а по вечерам занимался домашним хозяйством — готовил, прибирался в квартире, стирал, гладил и делал еще десятки дел, которые помогают поддерживать дом в порядке.
Илья сознавал, что взял на себя гораздо больше, чем полагалось парню его возраста. Но это нисколько его не тяготило. Тяготило и мучило другое. После смерти матери с Ильей что-то произошло. Он стал постоянно испытывать чувство голода. Голод преследовал его и днем и ночью. По утрам он съедал свой завтрак и не чувствовал насыщения. Шел на учебу голодным. В обед съедал в институтской столовой по две тарелки супа и по два «вторых», но не насыщался и этим.
Поняв, что это, скорее, психологическая проблема, Илья стал ограничивать себя в еде, поскольку от количества съеденного ничего не зависело. Он увлекся аутотренингом, записался в секцию йоги, но чувство голода не проходило.
Пару месяцев назад жизнь Ильи снова резко переменилась. Однажды вечером, вернувшись с работы, отец ввел в квартиру ярко накрашенную женщину и сказал:
— Илюш, познакомься, это Наталья Сергеевна. Она будет жить с нами.
— Жить с нами? — не поверил своим ушам Илья.
Отец кивнул:
— Да. Мы решили пожениться. Через неделю свадьба, и я прошу тебя быть моим свидетелем.
А спустя еще несколько дней мачеха, которая была всего на восемь лет старше Ильи, остановила его на кухне и тихо сказала, глядя ему в глаза:
— Илья, у твоего папы теперь есть я. Ты хороший сын, но он больше не нуждается в твоей опеке. Только без обид, ладно?
Несколько секунд Илья молчал, а потом тихо проговорил:
— Ладно. Без обид. Но знаешь, что…
Он осекся. Что-то всколыхнулось у него внутри, а затем голод, мучивший его последние три года, стал таким невыносимым, что, казалось, все его внутренности свела судорога. Сам не понимая, что делает, Илья уставился мачехе в глаза и представил, что пожирает ее, высасывает ее заносчивость, злобу, ненависть к нему — все то, из чего состоит ее мелкая, алчная душа.
— Ты что? — испуганно воскликнула мачеха. — Ты что делаешь… звереныш?
Ноги ее подкосились, и она тяжело опустилась на стул. А потом вдруг стала меняться: кожа ее побелела, щеки втянулись,
— Наташа! — крикнул у него за спиной отец.
Илья вздрогнул и — пришел в себя. Он отшатнулся от мачехи и испуганно посмотрел на отца.
— Что с ней? — крикнул тот, подбегая к мачехе. — Наташа, ты в порядке?
— Я ничего не сделал, — испуганно проговорил Илья. — Я просто стоял. Я ничего не сделал.
Он повернулся и выскочил из кухни.
Мачеха провалялась в больнице дней десять с расплывчатым диагнозом «крайняя степень нервного и психического истощения». А когда вышла из больницы, уже не была прежней. Илью она обходила стороной, никогда с ним не спорила и старалась не смотреть ему в глаза.
А он… Он чувствовал себя дегенератом и выродком. Уродом среди людей. Но уродом, наконец, сытым!
Это продолжалось недели три, а потом голод стал возвращаться.
Боясь самого себя и силясь заглушить голод острыми ощущениями, Илья пустился во все тяжкие. Он стал ходить по барам, пить — больше и чаще, чем его ровесники, нарываться на драки, связывался с девицами легкого поведения. Адреналин помогал забыть о голоде. Но лишь на время.
В погоне за острыми ощущениями Илья сделался постоянным посетителем подпольного игрового «катрана». Здесь играли в покер и «двадцать одно». Он просиживал за картами часами и чаще всего покидал игровой стол, ничего особо не проиграв, но и не выиграв, довольный тем, что голод на время притупился, а значит — можно дотянуть до завтрашнего дня.
Но однажды все изменилось.
Он был очень толстым, этот тип. Толстым и лысым. Разложил перед Ильей четыре туза, посмотрел на него своими насмешливыми глазами и сказал:
— Каре из тузов. Сегодня вам не повезло, молодой человек.
А потом, пока Илья, обливаясь потом, таращился на тузов и пытался прийти в себя, сгреб его фишки и сложил перед собой аккуратными столбиками.
В какой-то миг Илье показалось, что он забыл, как дышать. Он поднялся из-за игрального стола с его отвратительным зеленым сукном, повернулся и на негнущихся ногах двинулся к выходу.
На улице перед клубом Илья выбил из пачки «Кемела» сигарету. На душе было погано. Он умудрился спустить за один вечер сумму, на которую его родители могли бы жить полгода. Но самое страшное, что деньги эти были чужие, взятые в долг, и Илья совершенно не представлял, как теперь будет расплачиваться с кредитором.
А все этот чертов толстяк! И откуда он только взялся?
Илья тяжело вздохнул и с остервенением проговорил:
— Черт!
Дверь за его спиной скрипнула. Он обернулся. Во дворик перед клубом вышел тот самый толстяк, который ободрал его, как липку. Остановившись рядом, толстяк засунул в рот сигарету и похлопал себя по карманам.