Невидимые знаки
Шрифт:
Я закричала так громко, что звуковая волна пронеслась, словно камень, по гладкой поверхности, будто эхо, разносящееся вокруг нашего острова.
Последний толчок был адом, пламенем и самим дьяволом.
Но после этого наступило облегчение? Это было самое эйфорическое ощущение, которое я когда-либо испытывала.
Руки Гэллоуэя покинули мой живот и опустились между ног, чтобы принять нашего ребенка.
Поднял крошечное красное существо, морская вода и кровь каскадом стекали по извивающимся ногам.
Гэллоуэй
— О, боже мой!
Он так восторженно обнимал нашу малышку, она мгновенно стала владелицей его сердца.
Я сделала это.
Пережила свой самый страшный страх и родила здорового ребенка.
Я подарила нам девочку.
МАРТ
В нашем браке появилось новое измерение.
Более глубинная суть.
Сложная, внушающая трепет связь.
После того как Эстель родила, я передал ей нашу дочь и помог ей в послеродовых манипуляциях. Когда все было готово, и мать и ребенок были чисты, я перенес любовь всей моей жизни и перевязал пуповину.
Используя швейцарский армейский нож (простерилизованный в огне), я с честью отделил последнее звено и создал совершенно нового крошечного человечка.
Я делал все это на инстинктах.
Я никогда раньше не был рядом с новорожденным.
Я никогда не видел, что бывает и что нужно делать после.
Но это знание было внутри меня, как и знание того, что я нашел свою половинку, и вместе мы непобедимы.
Те первые несколько ночей были тяжелыми.
Я был уставшим.
Эстель была измотана.
И все же у нас был совершенно новый человек, который требовал, чтобы его кормили, пеленали и ухаживали за ним. Мы чередовали зомбиподобное бодрствование с кататоническим сном.
Пиппа и Коннор были предоставлены сами себе, и вместо того чтобы спалить лагерь, они кормили меня и Эстель. Они убирались в доме, ловили рыбу, готовили. Я чертовски гордился ими и был им благодарен.
Было так много вещей, которыми нужно было жонглировать.
Первый раз, когда Эстель кормила грудью, я испугался, пока ребенок не начал сосать.
Первый раз, когда завтрак прошел сквозь мою дочь, чтобы снова появиться в отвратительном месиве, научил нас тому, что гигиена должна быть превыше
А первый раз, когда она срыгнула и заснула на руках, убедил нас, что мы готовы терпеть все, потому что мы любим.
Мы разрезали рваную футболку и превратили ее в многоразовый подгузник.
Мы обнимали друг друга, когда ребенок спал, и сочувствовали, когда она не переставала плакать.
Так много первых шагов.
Так много всего, что нужно было узнать и преодолеть.
К тому времени, когда прошла первая неделя, мы уже достаточно оправились, чтобы немного прийти в себя.
Однако у Эстель случился срыв, когда ее соски стали болеть от постоянного кормления, и я чувствовал себя совершенно неполноценным, потому что не мог взять на себя ответственность и предотвратить ее боль.
Все, что я мог делать, — это держать ее на руках, укачивать и держать нашу малышку в чистоте, насколько это было возможно.
Наш остров не изменился.
Но, боже мой, изменился наш мир.
Однажды поздно вечером, лежа в постели с завернутым в шарф ребенком на груди и женой в объятиях, я прошептал:
— Я чертовски горжусь тобой, Стел.
Она поцеловала кожу над моим сердцем.
— Я не смогла бы сделать это без тебя.
— Давай будем честными. Ты бы смогла. — Я улыбнулся в темноте. — Но я ценю твои слова.
Она приподнялась на локтях и поцеловала меня в губы.
— Это ложь. Я жива только благодаря твоему упрямству, которое заставляет меня оставаться такой.
— Это упрямство — то, что поможет нам пережить следующие несколько месяцев.
Она посмотрела на нашего ребенка.
— Ты очень легко адаптируешься, Гэл. Я смотрю на тебя и думаю, что ты был рожден для этой жизни. Как будто это не случайность, что ты приземлился здесь.
Я пожал плечами.
— Какой у нас был выбор? Выжить или умереть. Я выбрал выжить. Как и все мы.
Она провела пальцем по кончику моего носа и проследила за нижней губой.
— Знаешь, что еще мы не выбрали?
— Нет, что?
— Имя.
— Ах, да, — я усмехнулся. — Я помню, как на прошлой неделе я спросил тебя об этом, и ты разрыдалась, сказав, что это слишком большое давление — нарекать кого-то именем на всю оставшуюся жизнь.
— Ну да, — она ухмыльнулась. — Возможно, в тот момент я была слишком уставшей. — Ее взгляд опустился, когда она застенчиво произнесла. — У меня есть предложение... если ты хочешь его услышать?
Наша дочь заерзала, когда я выгнул шею и поцеловал ее.
— Во что бы то ни стало, поделись.
Она глубоко вздохнула.
— Если тебе это не понравится, то это не обязательно.
— Ты говоришь так, будто хочешь назвать ее каким-то ужасным именем.
— Ну, у нас у всех разные мнения о том, что значит ужасное.