Невидимые знаки
Шрифт:
Нас не часто ранило, но ежедневные царапины и травмы были обычным делом. Она превратилась в аптекаря нашего островного мира, постоянно обсуждая с Эстель, что попробовать в следующий раз, и соотношение риска и пользы от красных и желтых цветов, украшающих наш пляж.
Наша кладовая постепенно превратилась в маленькую аптеку. По мере того как анализ переходил в проверку, она пополнялась травами и запасами.
Я не сомневался, что, если бы она вернулась в город, где есть школа и учителя, она была бы лучшей в своем классе и уже определилась бы со своей
Неделю назад я спросил ее, кем она хочет стать, когда вырастет.
И несмотря на едкий ответ, что она сомневается, что мы выберемся с острова, она хотела стать врачом.
У нее определенно была склонность к врачеванию и здоровью.
В отличие от убийцы, которого я убил.
Я лишь надеялся, что нам не понадобятся ее юношеские навыки, когда Эстель придет время рожать.
ФЕВРАЛЬ
ЭТО НАЧАЛОСЬ МЕДЛЕННО.
Болезненно и медленно.
Но с настойчивостью, приводящей в ужас.
Кожа вокруг моего растянутого живота пульсировала от боли, когда схватка вырвала меня из сна.
Задыхаясь, я дернулась в объятиях Гэллоуэя.
Нет, я еще не готова.
Я никогда не буду готова.
Еще одна пульсация вырвала у меня более громкий вздох, разбудив Гэла.
Черт, я не хотела его будить.
Он был суетлив, и последнюю неделю практически не спал, беспокоясь обо мне, постоянно заглядывая в календарь, чтобы определить, когда мне рожать. Я ненавидела, что он отдавал мне свою еду, добровольно причиняя себе вред, чтобы у меня было больше, чем нужно. Он был слишком добрым. Слишком щедрым. Я не заслужила этого после того, как вела себя.
Я покрутила льняное обручальное кольцо. Оно уже почти износилось, но тяжесть нашего брака и узы любви въелись в мою плоть, словно татуировка.
Я восхищалась им.
И мне жаль, что это случилось, когда мы были не готовы.
Схватка усилилась, у меня перехватило дыхание.
Он проснулся, открыл глаза, затуманенные сном, но пронизанные заботой.
— В чем дело?
Я покачала головой, подняв руку в знак того, что не могу говорить.
Он встал на колени, его глаза безумны.
Он был в большей панике, чем я. Но это потому, что я научилась лучше скрывать свой страх.
С тех пор как мы поссорились, я очень внимательно следила за своим поведением. Мои мысли были сосредоточены на ребенке. Теперь он (как бы ужасно это ни звучало) был на втором месте. Я ничего не могла с собой поделать. Мое тело заставило меня выбрать самое важное.
На данный момент рождение ребенка важнее.
Я не могла сказать об этом, потому что любила его. Всем сердцем.
И в данный момент мои чувства к нему возросли.
Схватки утихли.
Я расслабилась.
Возможно, это очередная ложная тревога.
За последнюю
Я боялась, что не смогу выносить ребенка до конца срока. Но каким-то чудом мне это удалось. (В основном благодаря постоянному наблюдению Гэллоуэя). Однако еще рано, примерно на неделю раньше срока. Хорошо это или плохо? Ребенок вырос или нет? Был ли он слишком большим для моего тела или я смогу родить без травм?
Очень много вопросов.
Очень много страхов.
И никого, кто мог бы ответить на мои вопросы.
Я не могла сказать, мальчик это или девочка, здоровый или нет. Но по силе его ударов я знала, что он желает появиться на свет. Он по глупости хотел попасть в мир, где я не могу гарантировать его безопасность.
— Стель... это из-за ребенка?
Я погладила его по щеке.
— Не волнуйся. Это просто спазм. Засыпай.
Вместо этого он сел.
— Я принесу воды. Тебе нужно в туалет?
Озабоченность и страх в его взгляде потрясли меня.
Я нежно улыбнулась.
— Я люблю тебя, Гэл.
Он ссутулился. Руками обхватил мои щеки. Он целовал меня долго и медленно, пробуя и поклоняясь мне одновременно.
— Я люблю тебя сильнее.
Я засмеялась, когда он заключил меня в объятия.
— Не думаю, что нам нужно обсуждать, чья любовь сильнее.
Ослабив хватку, он поднял меня на ноги. Я опиралась на него словно на костыль, он повел мою ковыляющую беременную фигуру от нашего дома к тлеющему снаружи костру.
Звезды ярко сияли, решительно настроенные не покидать бархатистый участок, пока горизонт медленно светлел.
— Подожди. Я принесу тебе кокос. Тебе нужно попить и что-нибудь съесть.
Я научилась не спорить.
В этом не было смысла.
Он все равно никогда не слушал.
…
Солнце медленно заходило в самый болезненный день моей жизни.
Ложная тревога оказалась совсем не ложной, и агония от опоясывающей боли становилась все сильнее и сильнее по мере того, как утро переходило в полдень, а полдень в вечер.
Я не хотела ни есть, ни пить.
Я не могла двигаться без помощи Гэллоуэя.
Я была уставшей, раздраженной и в слезах опасаясь того, что произойдет.
Кошмар, преследовавший меня несколько месяцев, казалось, становился реальностью, чем дольше я была беременной. Схватка за схваткой, мое тело пыталось родить ребенка, но схватка за схваткой терпела неудачу.
Воды не отошли, и постепенно моя энергия иссякала. Я скорее терпела боль, чем боролась с ней, чтобы тужиться.
Дети провели весь день рядом со мной, попеременно омывая мое потное тело морской водой и поднося к моим губам свежий кокосовый сок. Гэллоуэй находился рядом в подвешенном состоянии, словно расстроенный родитель, и выглядел так, будто с радостью отправился бы на войну со смертельным исходом, если бы это обеспечило мою безопасность.