Невидимый мистер Грин
Шрифт:
Дэнби попал в Разгадчики лишь потому, что считался опытным полицейским- детективом. Теперь, конечно, все знали, что он соврал — он был обычным, как говорят американцы, «тупым копом» или «тяжелым клиентом». Он изо всех сил старался не угодить членам клубами, особенно сэру Тони. Его поведение заставило баронета почти уверовать в то, что классовые барьеры не так уж плохи. В итоге сэр Тони спросил его, не собирается ли он покинуть клуб, на что услышал ответ:
— Только после вас.
— Что вы имеете в виду?
— Вы же великий сыщик в кресле. Придумайте что-нибудь.
Нет, Дэнби это пустой номер,
Портман был тощим, прыщавым клерком-стажером в адвокатской фирме, проще говоря, находился на подхвате. Помимо оттачивания своего и без того острого интеллекта на юридических коллизиях в романах о Перри Мейсоне, он с наслаждением упражнялся во вскрытии правовой подоплеки в других детективных романах об убийствах. Ему нравилось разбирать «идеальные» преступления, когда бдительная защита опровергает доводы обвинения, дабы убийца мог избежать наказания.
Во всем остальном, с сожалением констатировал сэр Тони, Портман был не просто ослом, а чертовски упрямым ослом. Зная о том, что сэр Тони богат, он пытался втереться в доверие к нему, даже ухаживал за его дочерью, Памелой. Поскольку Памела была его наследницей, сэр Тони ревностно ограждал ее от подобных нездоровых связей. Мужской разговор, казалось, сделал свое дело, и больше к этому вопросу не возвращались. Даже удивительно, что Портман так быстро сдался.
Доротея начала свою лекцию. Сэр Тони не следил за тем, что она говорила, и хотя на слух слова он воспринимал, смысл их очевидным образом ускользал от него. Велосипеды и дедукция — что-то вроде этого. Эти молодые люди были далеки от него, особенно милая Доротея. Слишком далеко, со всей ее логической чепухой. Вот к чему приводит воспитание женщины вне ее класса. Отец зеленщик; самонадеянный мелкий лавочник возжелал, чтобы его дщерь получила диплом Оксфорда. Позор, конечно. Сэр Тони был бы не против заняться такой умной штучкой, которая прислуживала в магазине своего отца. Светлые вьющиеся волосы, аппетитные формы...
Когда она закончила лекцию, он подозвал ее.
— Объясните еще раз, моя дорогая. Боюсь, чахлые мозги старика уже не так быстры, и я пропустил половину. — Он похлопал по подлокотнику своего кресла. — Садитесь сюда и повторите всю историю.
Она посмотрела на стакан в его руке.
— Какое место вас интересует, сэр Тони?
Дерзкая ты вонючка, подумал он.
— Расскажите мне о велосипедных зажимах.
— Не зажимы, — она подтащила еще один стул, — а следы. В рассказе «Случай в интернате» Шерлок Холмс по следам велосипедных шин в грязи определяет, в какую именно сторону двигалось транспортное средство. Он «заметил», что след заднего колеса перекрывает след переднего. Вы понимаете?
— Я понимаю только, что у вас красивые глаза.
Лицо ее перекосило от отвращения.
— Дело в том, что это неправильный вывод. С таким же успехом велосипед мог двигаться в противоположном направлении. Сэр Тони, вы меня слушаете?
Комната начала медленно вращаться. Он скорее почувствовал, чем увидел, что она встала и ушла. Он услышал, как она жаловалась
Предположим, напился, подумал он, и это мой седьмой бренди с содовой. Ну и что? Он потянулся к стакану и осушил его. Комната снова закружилась, и он увидел ухмыляющегося молодого Латимера, довольного зрелищем.
Леонард Латимер, студент-химик. Если бы прыщи измерялись годами, Латимер, пожалуй, выглядел бы старцем по сравнению с Портманом, хотя и был моложе его по возрасту. Латимер на самом деле просто светился угревой сыпью, даже когда краснел. Кроме этого, он сильно заикался. Сэр Тони подозревал, что оба недостатка проистекают от невоздержанности в пагубных привычках. Однажды, будучи, к сожалению, в подпитии и оттого не в меру болтливым, он так и сказал Латимеру. По сути это был крик души:
— Невоздержанность, неумеренность в пагубных привычках, говорю я! Остановитесь сейчас, мой мальчик, пока вы не погубили свой разум.
Бедный дуралей покраснел и попытался, заикаясь, что-то возразить, но сэр Тони напустился на него:
— Вы должны научиться держать себя в руках!
— В том-то и дело, — заметил на это Хайд, — что не должен. — И поскольку остальные рассмеялись, сэр Тони нажил себе врага.
Он сожалел об этом, потому как Латимер обладал великолепными умственными способностями. В скором времени он, вероятно, станет судебным химиком; казалось, все основные труды по этому предмету были им прочитаны, как и рассказы Р. О. Фримена, что почти одно и то же. Истории, в которых убийцу отправляет на виселицу горстка праха.
Прах к праху, подумал сэр Тони. После чего: Кажется, я становлюсь чувствительным. Слишком много благословенного бренди. Надо быть осторожным в моем возрасте. В противном случае, прах к праху — к гадалке не ходи. Полагаю, все были счастливы, если бы я ушел. Ушел в запой. Напился до беспамятства.
— Дрогнуть, клюкнуть, накатить, — пробормотал он вслух.
— Что вы сказали? — Обернулся Хайд.
— Ха! Как глаголят латиняне: «Многус брендис...»
Сэр Энтони Фитч обмяк в кресле и захрапел.
— Пьян, как баронет{8}, — резюмировал Хайд. — Интересно, с чего бы это?
Доротея выглядела удивленной.
— Мне казалось, глубокие психологические мотивации всегда были твоим коньком, Джервейс.
— Как ни странно, но я только что подумал о мотивах, — сказал он. — У каждого здесь нашлось бы по хорошей причине прихлопнуть сэра Тони. Ваша компания в этом отношении — находка для полиции.
— Ты, как я заметила, вычеркнул себя из списка подозреваемых.
Хайд приподнял бровь.
— Я? У меня нет мотива. Мне весьма симпатичен старый чудак. Довольно милый, глуповатый, нечто вроде старого дядюшки. Мой собственный родитель был... впрочем, это не относится к делу. В общем, у любого из вас мог быть мотив. Только у меня нет причин желать его смерти.
— Но это делает тебя главным подозреваемым, не так ли?
— Действительно. Если когда-нибудь я совершу убийство — это будет убийство без мотива. И потому оно сойдет мне с рук.
— Идеальное преступление? Но зачем это тебе?