Невидимый враг
Шрифт:
Одну руку подсовывает мне под спину, вминает в себя, выбивает дыхание. Другая — уже не рука, а лапа, впивается когтями в спинку кровати и рвёт её в щепы. Если так пойдёт дальше, мы разнесём брату весь дом. Ну, или как минимум перебудим.
Но с кровью по телу толчками всё быстрее и быстрее пьяный хмель поцелуев.
Но с каждым вдохом в лёгкие — яд острого и пряного запаха разгорячённого мужского тела.
Но с каждым мгновением как приговор осознание — я же сама теперь тебя ни за что не смогу отпустить. Ни из своих объятий. Ни из своей жизни.
Ветер поднялся за окнами. Шумит, бьётся ветвями
Скоро будет буря.
Горячим языком медленно чертит огненную черту от моей ключицы до самого уха. А потом прикусывает за мочку и держит так, как барс прикусывает свою подругу за холку, пока подминает под себя, чтоб никуда не делась. Я замираю и закрываю глаза.
Напряжённым как тетива телом в полумраке так остро ощущается каждое движение его рук по моему телу. Которые так властно и неотвратимо движутся вниз… По дороге лишая меня не только остатков стыдливости, но и остатков одежды… А следом — всё ниже и ниже поцелуи…
…А потом мы слышим детский смех где-то внизу, за окном.
Следом — вопль. И ещё один.
Это мои племянники. Пользуются тем, что внимание взрослых всё отдано взрослым делам. Ночью строго-настрого запрещено выходить из дома, но они нарушили запрет. И бесятся теперь во дворе, рискуя перебудить весь дом.
— А я тебе говорю, настоящий охотник не боится охотиться по ночам! Айда в лес!
Губы Зортага замирают где-то в районе моего живота.
Я вздыхаю. Дохулиганятся ведь сейчас… Подозреваю — все остальные в доме сейчас спят без задних ног после дневных волнений. Мэй тоже. Она рассказывала, что всегда спит с младенцем, берёт к ним с Арном в постель, и поэтому не знает, что такое бессонные ночи над колыбелью. Роды были трудные. Не ей же сейчас вскакивать и бежать… Одни мы непотебствами всякими заняты и поэтому в такой час не спим. А дети без присмотра. Того и гляди, и правда в лес убегут. Бьёрн отчаянный, с него станется.
— Зор, там дети!.. — вздыхаю снова.
— Не наши же… — ворчит кот. Но оставляет свои коварные попытки облизать мне пупок и тоже прислушивается.
А у меня от этих простых слов, в которых совершенно никакой многозначительности вроде бы нету, почему-то горячая волна по всему телу.
Дети спорят, кто из них трус.
Ветер усиливается в кронах.
Зортаг вдруг поднимает голову резко — и я пугаюсь выражения его лица.
Сверкает серебром кошачий зрачок. Удлинившиеся клыки оскаливаются и с них срывается такое рычание, от которого мне становится по-настоящему страшно. Потому что с таким рычанием готовятся убивать.
Серая дорожка шерсти на широких плечах.
Порывистое движение — когти раздирают подушку, и перья взметаются в воздух, как будто только что здесь подстрелили птицу.
Зортаг скатывается с меня и рывком оборачивается к окну.
Прыжок… у меня захватывает дыхание.
Ничего подобного я в жизни не видела. И вряд ли когда-нибудь увижу.
Он оборачивается зверем прямо в прыжке. И бросается вперёд. Пробивая стекло собой, оставляя на стеклах алые капли, кидается прямо из окна.
Я одёргиваю подол мятого и растерзанного платья, вскакиваю с постели и бросаюсь к окну. Здесь же высоко! Мамочки, как высоко… В панике выглядываю, чуть не раня руки осколками, и пытаюсь найти знакомый серый силуэт на широком тёмном
Но потом в просвете туч снова мелькает светлое серебро, и я замечаю их.
Сначала — мальчишек, которые сделали из палок мечи и теперь самозабвенно рубятся ими посреди ночного двора.
А широкие тесовые ворота, за которыми стеной маячит мрачный угрюмый лес, почему-то распахнуты настежь. Почему они открыты?! Их же всегда запирают на ночь!
Прижимаю ладонь ко рту, давя вскрик, когда замечаю ещё кое-что.
Широкая полоса лунного света ярко освещает ворота. И в проёме возникает огромная серая тень.
Барс. Тёмный, почти чёрный. И это не природный цвет, ничего общего с пантерой или пещерной рысью. Просто у этого барса очень грязная и спутанная шерсть. Ни разу не видела такими этих чистоплотнейших кошек. А ещё он гигантский! Я думала, таких не бывает. Размером раза в полтора больше обыкновенного. Из раскрытой пасти торчат клыки-кинжалы длиной с человеческую руку. С них на лапы монстра капает густая слюна.
А две темноволосые фигурки в траве — прямо на его пути.
Но серебряной молнией ему наперерез мчится другой гигантский зверь.
Сломя голову несусь вниз, во двор, молясь, чтобы успеть.
И первое, что вижу — это яростно катающийся по земле клубок кошачьих тел.
Летят во все стороны ошмётки дёрна. Остервенелые визги и бешеное рычание заставляют леденеть кровь. Это чужой зверь издаёт все эти страшные звуки. Мой барс вцепился в него в абсолютном молчании.
Племянники от испуга становятся невидимыми. Розовые котята настороженно жмут уши, пригибаются к траве поодаль, но убегать не решаются. Значит, мальчишки всё ещё где-то рядом — хозяев звери чуют даже невидимками.
Но как найти ребят в траве? Клубок мечется в разные стороны хаотичным месивом оскаленных клыков, впивающихся в плоть противника снова и снова, и острых как кинжалы когтей, то и дело сверкающих в лунном свете. Пугаюсь до ужаса, что дерущиеся барсы могут задеть малышей.
А ещё понятия не имею, что мне делать и как помочь. Даже подходить к диким кошкам без риска для жизни невозможно. А уж о том, чтоб помочь Зортагу, и речи нет. Даже швырнуть ничего нельзя — велика вероятность попасть в обоих противников, так переплетены их гибкие могучие тела.
Но в этот момент я вижу, как на поле боя появляется новый воин.
Решительно несётся к месту сражения.
Мой брат — в кольчуге, с мечом в руке. Сердце Полуночи, фамильный меч, который передавался из поколения в поколение в нашем клане, хищно взблескивает в лунном свете, алчно жаждет крови.
Они покусились на жизни его детей.
Никогда не видела у Арна таких страшных глаз.
А ещё я понимаю, что он конечно же вовсе не спал в эту тревожную ночь, а обходил дозором свои обширные владения, пока все отдыхают. Его охотники еще не вернулись. После того, как кто-то пытался отравить барсов, Арн разумеется был настороже. Просто не хотел никого беспокоить. Отправил всех спать. И встал на стражу один. Конечно же, его тоже привлёк шум детских голосов. Но человеческие ноги не могут быть быстрее снежного барса.