Невидимый враг

Снегова Анна

У моей земли, которая впервые в жизни так по-настоящему откликнулась на зов своей маленькой друидки. На её мольбы и её слёзы.

Тончайшая сеть корешков, оплетающих тело Зортага, становится гуще. Каждая нить испускает слабо пульсирующее серебристое сияние. Искры света срываются и медленно взмывают ввысь, будто стая светлячков.

Сюда бы Гордевида… старый друид точно знал бы, что с этим делать. Я ведь даже не слышала никогда, что так можно. Что друид может колдовать без зелий и заклинаний, взывая к силам земли напрямую. Но Гордевид

далеко, и пока он добрался бы до нас, было бы уже поздно.

Здесь только я.

А значит, всё сейчас зависит только от меня.

Я не отдам Зортага никому! Даже смерти.

Закрываю глаза и мысленно тянусь к сердцу своей земли там, глубоко, глубоко под нами. И прошу у неё силы. Не для себя — для любимого человека.

Чувствую жжение в ладонях. Открываю глаза — ореол серебристого сияния, окутывающий мои руки, становится ярким, нестерпимо, его уже трудно выдерживать, это как смотреть на солнце. Но я не могу отвести глаз.

Поэтому замечаю, как крохотные корешки прорастают в тело любимого, как пульсирующий свет будто перетекает по ним из земли — в него.

А потом… из ран словно выталкивается зелёно-жёлтая пена.

Там, где она касается пола, на досках с шипением прогрызаются уродливые дыры.

Ну же! Ведь говорят, что у кошек девять жизней. Неужели Зортаг не припас хотя бы ещё одну для меня?

Глаза уже слезятся. Я чувствую такую слабость, что вот-вот упаду в обморок. Но упрямо сжав зубы, тянусь и тянусь к источнику силы.

И наконец, вижу, как раны начинают затягиваться.

До тех пор, пока на их месте не остаётся чистая кожа. Капельку светлее, чем бронзово-загорелая вокруг. Будто застарелый шрам.

Крохотные корешки выходят из его тела и отползают в стороны, словно Таарн убирает пальцы.

Я без сил роняю руки.

Ну же! Дыши! Ну пожалуйста…

Он вдыхает резко, как утопленник, которого только что вытащили на берег, и тут же закашливается. Я кидаюсь к Зору — обнимать, помочь сесть.

Почти не вижу его лица, снова сплошная размытая пелена из-за слёз.

Он кашляет, и никак не может прокашляться, судорожно втягивает воздух, прислонясь лбом к моему плечу. А я обнимаю его обеими руками, прижимаю к себе — и запрокинув лицо, благодарю небо Таарна за чудо.

— Как ты… это сделала? — хрипит Зортаг.

А потом поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза. И мне хочется кричать от радости, потому что я вижу знакомые серебряные искры, которые снова вспыхивают, будто всплывают из глубины зрачка.

Я улыбаюсь сквозь слёзы.

— Ты забыл, что я друид? Это — моя суть. То, кем я являюсь, плоть от плоти своей земли. Таарн помогает своей хозяйке.

Он молчит и смотрит своими серьёзными серебряными глазами прямо мне в глаза, прищурившись. А потом неожиданно серьёзно спрашивает:

— Значит, твёрдо решила остаться друидом?

Я замираю.

Это тот самый важный вопрос, который он решил задать, как только вернулся с того света?

Мне кажется, или он

задаёт его не просто так?

Совершенно теряюсь. Я не отошла ещё от смертельного ужаса, который испытала только что. А теперь он ждёт моего ответа с таким выражением глаз, будто это и есть — единственный вопрос, ради которого стоило возвращаться.

Что же ответить?

Но я не успеваю сообразить.

На дубовые двери снаружи приземляется здоровенный кулак.

— Эй! Ну как там? Что у вас происходит, почему земля дрожит?

Зор улыбается, и я понимаю, что момент упущен.

Склоняется ниже, запускает пальцы мне в волосы на затылке, притягивает к себе.

Впивается в губы коротким и таким горячим поцелуем, от которого я чуть сама не отдаю богу душу. А потом шепчет на ухо своим бархатным кошачьим голосом, и привычное мурлыкание царапает кожу и будит все-все-все мои мурашечки, которые спрятались было в страхе.

— Иди. Скажи ему, что всё в порядке. А то дверь выломает. Сейчас приду. А спасибо с меня ещё позже, Ив. И готовься — это будет о-о-очень большое спасибо…

С огромным трудом я отрываюсь от своего кота, встаю на ноги, иду как в трансе к выходу.

Несколько раз спотыкаюсь об выдранные доски пола, которые взломали древесные корни. Кое-где их гигантские петли всё ещё видны, как дремлющие щупальца огромного чудища.

Заторможенно открываю дверь, стараясь не слишком широко распахивать створку и загородить собою щель.

Тут же захлопываю обратно за своей спиной.

Брат смотрит на меня в тревоге и ждёт ответа.

Милый какой. Переживает за моего котика. Интересно, так же бы переживал, если б знал, кто он? И что за обещания раздаёт его сестре?

В животе не то, что мурашки — стадо бабочек поселилось размером со слона.

Божечки, скорей бы всё закончилось… ловлю себя на мысли, что хочется забыть события минувшего часа как страшный сон и отмотать время назад, как будто ничего этого не было.

Ну, то есть ужасно хочется обратно в постель.

— Ива! — торопит брат, когда видит, что я не отвечаю, и смотрит с подозрением. — Ты там не заразилась часом тоже?!

Ох, братик… лучше тебе не знать, какой болезнью болеет твоя младшая сестрёнка с тех самых пор, как нашла в горах полудохлого барса! У этой болезни очень странные симптомы. Вот прямо сейчас во всём теле их чувствую.

— А?.. нет, не заболела. Я там это… Барсика своего лечила.

— Без лекарств? И как, вылечила? — с сомнением спрашивает Арн.

— Я всё-таки друид, — пожимаю плечами я.

— Знаю я, какой ты друид, — ворчит брат. — Поэтому и беспокоюсь. Он там хоть нормального цвета остался? Или уже какого-нибудь серо-буро-малинового?

Я вспыхиваю. Он мне мои эксперименты с Мечтой по гроб жизни теперь вспоминать будет?

Представила себе своего котика всего в розовые пятнышки.

Если ещё раз меня так напугает, пожалуй, что и перекрашу как-нибудь во сне ему чего-нибудь.