Невинность в расплату
Шрифт:
— Но скажи, — теперь уже и Давид тянется к бутылке.
— Понимаю. Ты наверняка придумал очень жесткую месть. Но! На хрена! Ты. В свой дом! В собственный, мать твою! Взял эту девчонку? Дочь поганого отродья не должна собой марать даже воздух, которым мы дышим!
— Нет. Я понимаю. Женщин после такого надо пускать в разнос. Всех. И мать непутевую, и младшую дочь и уж тем более эту суку. Это же не женщины. Это, блядь, дно такое, которое даже в «Энигме» продавать клиентам, как игрушки, непристойно. Охране отдать. Привселюдно
— Даже если она сидит у тебя в собачьей будке и наручниках и жрет с земли, — хмуро кивает Арман. — Я тоже понять не могу. На хрена. Эта шваль. В твоем доме.
— Я. Не собираюсь. Давать отчет. Никому в этой ситуации.
Сжимаю руки в замок.
— Ты что, брат? Какой отчет? Мы же не за этим! Мы семья! И просто пришли тебя поддержать!
Арман, как всегда, начинает психовать. Похож. Похож на брата-близнеца. Тот тоже всегда вскипал, как спичка. До пара из ушей.
Так и ушел из семьи. На своих психах. С раздувающимися от дыма ноздрями.
Но я знаю.
Импульс и эмоции — самое дно. Наворотить можно таких дров, каких потом могильщик не растащит с твоего тела.
Никак не вытравил в брате эти его порывы. Вон и сейчас. Он уже готов крушить все вокруг. Даже кулаки сжатые дрожат. И ноздри раздуваются.
— Понимаю, — протираю пальцами виски. — Все понимаю, братья. Но сейчас мне хотелось бы остаться одному. Это личное дело. И только мне его решать.
— Конечно, брат.
Оба понимают. Поднимаются. Арман таки захватывает со стола бутылку, прикладываясь к ней уже на ходу.
— Конечно. Но мы ждем. Ждем твоего решения и твоей расправы. Оооооо, я даже представить не могу, какой она будет страшной!
— Надеюсь, в этот раз ты не решишь справляться со всем сам! — кивает Давид. — В таком у меня даже пальцы горят поучаствовать! И есть идеи! Но план, конечно, твой!
— Мы ждем, брат! Ждем, когда все по-настоящему начнется!
Братья выходят, громко хлопнув дверью.
Дьявол!
Челюсти хрустят до крошева зубов.
Сам не замечаю, как в руке лопает стакан, а кулак жестко опускается на стол.
Твою мать!
Слабость.
Слабость, это трещина, которая разрушит на хрен человека изнутри.
Один. Один единственный раз ты допустишь слабость и можешь себя закапывать. Сам.
Откидываюсь в глубокое кресло, тяжело протирая виски.
Я и слабость. Это несовместимо. Никогда. Никогда я не давал трещин и слабинок!
Прикрываю глаза, глотая уже по-плебейски. Из горла. Как Арман.
Блядь.
И все равно.
Она
Такая, какой увидел в первый раз.
В этой, блядь, солнечной дымке света.
И дергает.
Снова дергает, сука, в сердце.
Рвано. Резко. Жестко.
Так, как будто руками она его держит и на себя тянет.
Губами своими. Нежными. Розовыми.
Глазами огромными черными распахнутыми. Как два черных солнца. Как, блядь, два алмаза черных.
Улыбкой своей невесомой. Запахом. Каждым изгибом тела. Каждым движением.
И закипает.
Внутри все просто закипает.
Кровь дымиться так, что все тело начинает реветь.
Закипает бешенной. Безумной. Отчаянной яростью.
Сметая на хрен все мое хладнокровие.
Слабость.
Я и слабость это несовместимо!
От девчонки надо избавляться.
Удивительно, как я вообще выслушал ее просьбу.
И даже сумел прикоснуться. После всего.
15 Глава 15
* * *
Мари.
Я просто сижу, как птица в клетке.
Поначалу металась и вздрагивала от каждого звука. От каждого шороха.
Дергалась.
Боялась, что войдет Бадрид.
Даже не знаю, чего боялась больше.
Того, что просто появится.
Полыхнет своими мрачными, злыми, прожигающими яростью и ненавистью глазами.
Снова дернет на себя. Заставит обслуживать.
Заглатывать его член или раздвигать перед ним ноги.
Льда его черного, страшного в глазах. Злобы его. Того, с какой силой меня брал.
Или другого.
Того, что придет и просто вышвырнет. Скажет, что передумал. И все отменяется.
Да.
У меня было время подумать.
Верно ли я поступила, пойдя на эту страшную жертву? По сути, загубив свою собственную жизнь?
Возможно, был другой выход.
Быть может, учинив расправу над семьей, меня Бадрид бы не тронул. И был бы не так жесток с ними, как того требуют нравы и негласные законы… Ведь он…
Боже.
Сердце до сих пор дергается.
Дергается так, что приходится прижимать к груди ладони. Чтобы не вырвалось.
От нашей первой встречи. От тех искр, что пролетели, когда он просто коснулся меня рукой.
И не могу. Не могу не думать о том, насколько все могло было бы быть иначе! С ним…
Ведь тот разъяренный зверь, который меня брал, холодно и жестко, совсем не тот Бадрид, какого я встретила! Не тот, каким он мог бы быть со мной… Не тот…
Но нет.
Я отметаю иллюзии. Сжимаю руки в кулаки, царапая ладони, чтобы отрезветь.
Он не простил бы. Я не выпросила бы у него ни своей жизни, ни жизни нашей семьи. Выхода, другого выхода не было!
Но какая участь теперь ждет меня?