Невинные дела (Худ. Е. Капустин)
Шрифт:
— Не думаю, господин министр, чтобы вы могли ждать чего-нибудь нового, — сухо ответил Уайтхэч и также сделал движение, не оставляющее сомнения в том, что он уклоняется от чести быть обнятым генералом.
— Да, да, конечно… Но необходимо сдвинуть дело с мертвой точки… Мы решили помочь вам… Прошу, профессор, располагайтесь… Сигару или сигареты?
— Благодарю вас… Я предпочитаю свою трубку…
— Как вам угодно… Так вот, профессор, у нас возник план… Интересно ваше мнение… Мы увеличиваем средства. Значительно увеличиваем… Почти втрое… Мы вливаем свежие научные силы…
— Это что, недоверие? — побледнел Уайтхэч.
— Нисколько. Сами посудите: во главе новых лабораторий мы ставим ваших помощников — Грехэма и Ундрича. Ваши идеи будут использованы и развиты вашими же учениками.
— За кем будет общее руководство филиалами?
— Я сказал: это — не филиалы. Общее руководство возложено на меня.
— Я говорю не об административном руководстве, а о научном, — подчеркнул Уайтхэч.
— Еще раз повторяю: в научном отношении лаборатории номер один, номер два и номер три равноправны и самостоятельны, — уже с некоторой досадой сказал Реминдол.
— Какой же смысл дробить силы? Я уже говорил вам, господин министр, что я не дипломат. Проще было бы сказать мне прямо. Будьте любезны принять мою отставку.
— Э, профессор, бросьте личные обиды! — Реминдол вскочил с места и в возбуждении забегал по комнате. — Ну, к чему это? Мы не слабонервные девицы. Если б вопрос стоял так, поверьте, меня хватило бы на то, чтобы сказать прямо. В недостатке прямоты, слава богу, меня не обвиняют. Наоборот, ругают за грубость, то есть за прямоту.
— И все-таки иначе не могу объяснить… — настаивал Уайтхэч. — Только недоверие ко мне…
— Вот не ожидал, профессор: в таком важном деле вы руководствуетесь вопросами самолюбия! — сказал Реминдол, останавливаясь против гостя и явно укоризненно глядя на него. — При чем тут недоверие? В военном деле иногда полезно двигаться вперед не общей массой в одном направлении, а, как вы выражаетесь, раздробить силы и продвигаться в разных направлениях. Никто к вашему авторитету с недоверием не относится. Он велик, очень велик, настолько, что волей-неволей давит на ваших помощников. А если бы…
— Я никого не лишаю свободы…
— Повторяю: происходит это помимо вашей воли. Не бойтесь предоставить им настоящую свободу. Тем более, что никто же не запрещает вашим ученикам обратиться к вам в любую минуту за советом. Ведь это только самостоятельные лаборатории, а не самостоятельные государства — секретничать друг перед другом не приходится.
Несколько поколебленный в своих первоначальных опасениях, Уайтхэч, в конце концов, попросил время на размышление. Он просил также разрешения посоветоваться с помощниками. Министр не возражал.
Грехэм и Ундрич встретили новое предложение столь же несочувственно, как и Уайтхэч. Оба заявили, что предпочитают работать под руководством Уайтхэча. Грехэм был даже решительнее и категорически отказывался взять в свое ведение отдельную лабораторию.
"Странно, — подумал Уайтхэч, — именно Чарльз имеет на это настоящее основание". Впрочем, Уайтхэч догадывался,
Со своими учениками Уайтхэч был откровенен. Не могло быть и речи о недоверии к его авторитету с их стороны. Не сомневавшийся в этом и ранее, Уайтхэч теперь, в этот критический момент, мог еще раз убедиться, что оба ученика предпочитали оставаться его помощниками. Но в таком случае почему им формально не стать директорами отдельных лабораторий? Так или иначе, научное руководство фактически останется за Уайтхэчем. Зачем же отказываться от новых средств и работников? Все это было настолько несомненно, что после совещания было решено принять план военного министра. Однако Уайтхэч потратил немало труда, чтобы сломить упрямство Грехэма.
Уайтхэч позвонил министру и сообщил о решении. Реминдол попросил профессора прибыть к нему со своими помощниками.
— Я очень рад, господа, — говорил министр, любезно рассаживая гостей. — Рад, что вы согласились с моим мнением. Впрочем, я и не сомневался в этом: выгоды нового плана ясны. Скажу сейчас о нем в общих чертах, затем более детально буду иметь честь, господа, говорить с каждым из вас отдельно. Существующей лаборатории присваивается номер первый, и она по праву остаётся в ведении профессора Уайтхэча. Лаборатория номер два поручается господину Грехэму, лаборатория номер три — господину Ундричу. Каждый из вас подчиняется непосредственно мне. Научные сношения между лабораториями, понятно, возможны и желательны, однако о существе их вы будете держать меня в курсе. Впрочем, ничего необычного здесь нет, поскольку вы вообще будете держать меня в курсе всего происходящего в лабораториях. В тех границах, естественно, какие доступны моему пониманию, как неученого, — докончил генерал с лицемерно-любезной улыбкой. — Если у вас есть какие-либо пожелания, прошу…
Уайтхэч промолчал, хотя ему снова не понравилось это усиленное подчеркивание подчинения руководителей министру. Даже сношения между ними подлежали министерскому контролю. Неожиданно выступил Грехэм.
— Господин министр, — сказал он, — вы говорили, что каждый из нас будет в своей работе самостоятелен. Позвольте тогда мне сразу же быть самостоятельным и договориться с вами о том, в чем я не смог сговориться со своим учителем.
Уайтхэч с изумлением посмотрел на Грехэма. Что он имеет в виду? Что это — измена? Сразу же измена?
— Пожалуйста, господин Грехэм. — Реминдол торжествующе взглянул на Уайтхэча.
— Вам, конечно, известно, господин министр, что нами открыты новые виды лучистой энергии. Я наметил работы, которые, не сомневаюсь, приведут к открытию еще ряда видов. К сожалению, профессор Уайтхэч не согласился со мной.
— Почему? — спросил Реминдол.
— Я уже вам докладывал об этом, господин министр, — вмешался в разговор Уайтхэч, крайне недовольный выступлением Грехэма. — Эти лучи пригодны только для мирных целей.