Неволя
Шрифт:
Тут Нагатай подумал немного, колокольчиком позвал свою дочь и сказал ей:
– Ты говоришь, что Коджий стал стар, много путает. Озноби был тиуном у боярина, теперь станет векилем у меня.
Джани только краем черного глаза поглядела на Михаила и кивнула в знак согласия.
Так Михаил Ознобишин стал помогать дочери Нагатая вести обширное хозяйство.
Однажды Джани и Михаил верхом объезжали земельные угодья Нагатай-бека. Ясное солнечное утро сменилось хмурым холодным днем. Стояла поздняя
Неожиданно Джани остановилась перед ровной небольшой долиной, окаймленной на горизонте холмами, указала рукой:
– Эти земли подарил моему деду Ахмылу хан Узбек.
Михаил внимательно оглядел ровное пространство. Всюду колыхался серебристый, высокий, выжженный солнцем ковыль. Ветер гнал мимо перекати-поле.
Ознобишин соскочил с коня, присел на корточки и ножом расковырял дерн. Горсть холодной черной рассыпчатой земли поднес к глазам, даже понюхал её, потом выпрямился, стряхнул комочки и вытер ладони о халат.
– Это поле может дать хороший урожай.
– Разве поле лучше, чем пастбище?
– Если вырастить зерно и продать его - можно купить два таких пастбища.
Джани улыбнулась.
– А если собрать зерно с двух таких полей и продать его, то купишь четыре?
– Верно, госпожа, - ответил он и ловко, не вставляя ногу в стремя, вскочил в седло.
– Так ведь можно стать и богаче самого хана.
В её словах послышались насмешка и сомнение, но это не смутило Ознобишина, и он сказал:
– Вы все ходите по богатству, топчете его, а взять не можете.
– Научи, как взять это богатство?
– Сперва нужно вспахать эту землю и засеять.
– Кто же будет пахать и сеять?
– Нужно купить мужиков.
– Урусские мужики ленивы. Они не станут работать на этом поле.
– Русские ленивы только в неволе, а ты дай ему надежу, что он уйдет отсель... так он и на карачках вспашет.
– И ты считаешь это выгодным?
– Если ты, госпожа, окажешься в убытке, секи мою голову...
– О нет!
– сказала Джани, улыбнувшись.
– Разве можно сечь такую красивую и умную голову? А потом... это-то и будет убытком.
После этих слов она ударила плеткой коня и пустила его в галоп. Начался мелкий холодный дождь. Ошметки грязи из-под копыт лошадей полетели в разные стороны.
Михаил скоро нагнал её, но до самой усадьбы они больше не обмолвились ни словом.
Одним погожим теплым днем Джани и Михаил ходили по саду, осматривали яблони и переговаривались, какие по весне нужно будет вырубить и где посадить новые. Подошел привратник-старичок и сообщил, что у ворот стоит какой-то нищий с ослом.
– Ну и что?
–
– Сходи на кухню и скажи, что я разрешаю дать ему лепешек.
– Он спрашивает Озноби, - сказал привратник.
Джани удивилась, а Михаил пожал плечами, однако же направился к воротам и увидел маленького оборванного человека с палкой в руке, улыбающегося беззубым ртом. Рядом с ним стоял серый ослик и прядал длинными ушами. То был Костка-тверичанин. Михаил несказанно обрадовался ему, засмеялся, обнял его и, похлопывая по плечам, ввел во двор.
Джани подозрительно оглядела Костку, брови её презрительно дрогнули, а тонкие губы поджались. По всему было заметно, что Костка ей совсем не понравился. Михаил сказал:
– Это Костка. Он вольный человек. Он служил у Бабиджи-бека.
– Что ему нужно?
– Он может быть нам полезен.
Джани не ответила, повернулась и ушла в дом. Михаил истолковал её молчание за согласие и повел Костку за собой в маленькую комнатку, которую занимал. Эта комнатка-келья располагалась в пристройке у западной стены дома, рядом с чуланом. В ней находилась лежанка у стенки и маленький простой стол.
Как только Михаил затворил за собой дощатую дверь, Костка сказал:
– Хан Бердибек убит.
– Да ты что!
– воскликнул Михаил, присаживаясь на лежанку, покрытую овечьей шкурой.
– Да где вы живете? В городе все об этом толкуют. Теперь ханом стал Кульпа. Говорят, началась такая резня среди беков и эмиров - любо-дорого посмотреть!
Костка улыбнулся своим беззубым ртом и добавил:
– А наш-то бек в степь удрал. Прихватил с собой мешок с добром, китаянку - и поминай как звали.
– А ты-то как же?
– Я-то? Что я? Я - человек свободный, птица вольная. Хочу - ему служу, хочу - другому. А Ергаш, разорви его собаки, в нукеры подался к мурзе Тогаю.
– Одним разбойником стало больше, - заметил Михаил, почесывая левое плечо через халат.
– Давно мечтал пограбить на Руси.
– Пусть пробует, башку-то живо сломят. Слушай, а кто же остался с отарой-то?
– Ашот. Да ещё один мужик. Присланный Бабиджей. Терехой звать. Все о тебе вспоминает. Жизнь, говорит, ты ему спас.
– Да что ты!
– обрадовался Михаил.
– Жив, выходит, Тереха-то! Погляди! А Вася, тогды, помре. Не дождался своего батюшки. Жалко.
– Да ты не горюй! Я вот тебе что принес-то, - сказал Костка, поспешно распутал котомочку и достал Евангелие, забытое Михаилом.
Лицо Михаила так и просветлело.
– Милай ты мой! Вот уважил так уважил. Ай да Костка!
Он принял книгу от Костки и бережно положил её на стол, полистал и посмотрел на своего товарища счастливыми глазами.