Невостребованная любовь. Детство
Шрифт:
– На, Надюха, носи.
– Ты что делаешь? Не тронь, они же денег стоят!
Егор соскочил со своего места и попытался забрать валенки у Андрея. Андрей то ли ударил, то ли толкнул Егора, тот отлетел и бухнулся задом на лавку. Андрей, сохраняя видимое спокойствие, подошёл к племяннице жены и протянул ей новенькие, чёрные валенки. Девочка продолжала стоять у двери, замерев от обиды и отчаяния, что принесла ей первая встреча с родным отцом.
– Иди, Надюха, иди!
Андрей сам открыл дверь, девочка шагнула за порог избы. Выходя в сени, Надя услышала:
– Зачем ты отдал ей валенки? – без зазрения совести, возмущался
– А ты не заметил? Не заметил, что она всю зиму в резиновых сапогах ходит.
– Пусть работает, да покупает себе, что нужно.
– В двенадцать-то лет? – с презрением спросил Андрей Егора.
– Ей уже тринадцать. Сейчас время такое, все рано работать начинают.
– Нет, Егор, ей двенадцать, а тринадцать будет в конце апреля. Сейчас март. Но она работает во время страды в полях. Ты в курсе, что мы колхозники весь год за палочки-галочки работаем? А у неё ещё брат малой на руках.
– Он не мой ребёнок! – едва сдерживая злость, парировал Егор.
– А она твоя? – пытался усовестить зятя Андрей.
– Может быть, а может, и нет, – ответил Егор, поправляя валенки в тюке.
– Совести у тебя нет!
Не давая злости вырваться наружу, Андрей едва сдерживал себя. Жена Андрея и сестра Егора в одном лице испуганно смотрела то на одного мужчину, то на другого, не зная что делать. Она понимала негодование мужа и не хотела обижать брата. Она растерялась и не знала, как поступить, чтобы эта ссора далее не разгорелась.
– Ты всегда ко мне относился предвзято.
Казалось, очерствевшее сердце отца не чувствовало за собой никакой вины перед осиротевшей дочкой.
– Как родственника жены, я старался тебя уважать.
– «Старался уважать?» Ха, ха! Весь район в глаза заглядывает, а муж сестры – пытается уважать! Да кто ты такой? Какой ты мне родственник, рвань безродная!
– Вот здесь ты прав – родственных чувств у тебя нет.
Андрей, пытался сохранить хотя бы видимое спокойствие, сел на стул за стол.
– Это твои сорванцы все конфеты съели, кто знал, что она придёт?
– У неё есть имя, её зовут Надя, Надежда Егоровна.
– Не был я у вас сто лет и ещё сто не приеду!
Егор встал, вскинул на плечи свои кошели с товаром заготконторы, что привёз менять на шерсть у сельчан, сплюнул и, не оглядываясь, вышел из избы.
В это время дочка Егора вышла за калитку, остановилась. Так же, как сутки назад посмотрела на свой кулачок и раскрыла ладонь – ветерок тут же подхватил фантик и унёс. Девочка проводила его взглядом, фантик был цветной, наверное, красивый, а конфеты наверняка были вкусными. Голова девочки тихонько опускалась на грудь, верный признак того, что сейчас закапают слёзки. Но тут она увидела в своих руках новенькие, совсем новенькие валенки. Она тут же надела их и вприпрыжку побежала домой, как будто на несколько минут к ней вновь вернулось неведомо, где заплутавшее детство. Лишь дома, снимая валенки, она поняла, что натворила: ноги были мокрые, валенки промокли насквозь. Она поставила их на ещё тёплую печь, к утру валенки высохли, но сильно сели, и надеть их было уже невозможно.
Всю свою жизнь Надежда будет рассказывать своим детям, а потом и внукам, про этот фантик и валенки, в которых прошла вприпрыжку метров сто пятьдесят до дома. Как говорится: где тонко, там и рвётся. Этот цветной фантик был единственной помощью родного отца своей дочери-сироте в течение всей её жизни.
В
– Ты что это, Надюха? Что, говорю, приуныла? Про конфеты не переживай, знаю: это не ты сделала, ты просто неспособна.
– Тятя, тётя Галя забрала шаль мамы, – от горькой обиды девочка едва выговаривала слова.
Дед посмотрел на мокрые глаза внучки и с досадой хлопнул себя ладонью по колено:
– Вот негодная! – замолчал, подумал-подумал и сказал, – не горюй, Надюха! Я тебе сарафан сошью. Правда, шить-то не из чего. Так я тебе из брезента сошью. Жестковат, но зато ноский, до свадьбы не износишь.
– Да кому я нужна, замарашка.
– Замарашка? Это кто тебя так назвал? Нет, Надюха, если тебя принарядить, ты моим-то дочерям ничем не уступишь. Мать у тебя красавица была, и ты красивой будешь, когда вырастешь.
– Тятя, а за тобой чёрный воронок не подъедет? – испуганно спросила внучка. – Может лучше не надо?
– Не бойся, не подъедет. Я с председателем поговорю, с Андреем-то. Его жена, тётка тебе по отцу-то, пусть за твои трудодни с тобой брезентом рассчитаются, а я бесплатно тебе сошью. Он мне не откажет.
Дед был знатным портным, к нему иногда приезжали с заказами даже из города. В городе люди получали за свой труд деньги и могли себе позволить сшить что-нибудь под заказ. На другой день Надя, как обычно, с утра пораньше пришла к старикам. Дед встретил её на ногах, а не за машинкой, как обычно:
– Ну вот, готово – меряй! – с самодовольной улыбкой встретил дед внучку.
– Ты что, тятя, всю ночь не спал?
– Надевай, – вместо ответа сказал довольный дед.
Девочка надела сарафан поверх своего платья, цвет которого трудно было понять, что свидетельствовало о несчётном количестве стирок этого платья. Таков порядок в больших семьях всех времён: одежду покупают старшему ребёнку, подрастает следующий ребёнок, одежда переходит к нему. Он носит до тех пор, пока не подрастёт следующий и так до тех пор, пока не подрастут все дети в семье. После этого одежда переходит к родственникам, у которых есть дети младше, если нет маленьких, отдают соседям или знакомым. Когда вещь была уже не пригодна для надевания, её стригли на узкие полосы. Затем эти полосы и швы с помощью веретено скручивали в толстые нити. Из тех, что тоньше ткали половики, а из тех, что потолще самодельным деревянным крючком вязали различные коврики на пол и на лавки.
Старая одежда не тяготила девочку, не голая и ладно. В её мыслях не было места мечтам о нарядах. Сарафан был слегка притален и имел широкие плечики так, что они сверху слегка свисали над руками. Ворот был не глубокий, дед специально выбрал такой фасон, и сарафан можно было надевать на голое тело, без кофточки снизу. Сарафан был явно велик, но это была первая одежда, сшитая конкретно для Нади, и девочка была очень довольна.
– Немного великоват, но это даже хорошо, хватит до свадьбы, – сказал дед.