Невыдуманные истории. Веселые страницы из невеселого дневника кинорежиссера
Шрифт:
И, когда Никита Сергеевич в третий, а затем и четвертый раз вспомнил о злополучных конях, Заробян распорядился привести в порядок конюшню. Отмыть и «причесать» кобыл на случай, если о них не забудет Хрущев.
В конюшню направили мощную технику. Отремонтировали «подъездные пути». Вывесили «патриотические» лозунги. Привели «в порядок» конюшню. Настелили, поверх многолетнего слоя навоза, асфальт…
Удивленных, вниманием к себе, лошадей отмыли, причесали.
О конях Никита Сергеевич, к всеобщему удовольствию, забыл. Вспомнил
– И опять я все напутал. Кони-то не у тебя, а в Киргизии…
* * *
Обедали в «Астории». Выпили больше обыкновенного.
В тот вечер мы были приглашены к друзьям – Вануниам.
… Таксист никак не соглашался посадить в машину больше положенного:
– Четыре! И ни одного больше.
После долгих уговоров, просьб и перебранок, нам удалось всем втиснуться в машину.
Таксист все еще бушевал.
Тиграну Мансуряну, который выпил больше других, пришла в голову «гениальная мысль». Он решил, чтобы досадить таксисту, всю дорогу петь «без слуха»… Рахманинова.
– Пусть подохнет, прохвост, от невыносимых мук…
Тигран, как мог, коверкал рахманиновский фортепьянный концерт. Стоило это ему немалых усилий – концерт «отчаянно сопротивлялся».
Таксист вдруг притих, весь превратился в слух. Он в такт пению Тиграна, барабанил по рулю машины.
Прощаясь с нами, водитель сказал:
– Зря я это базарил… Очкарик ваш здорово поет… Песня его за душу берет…
Он пожал Тиграну руку.
– Спасибо, друг, уважил. Порадовал хорошей песней…
А Тигран, по душевной простоте, думал что…
* * *
В 1978 году это было, в Москве.
Нам предстояло записать музыку к фильму «Снег в трауре».
Партию виолончели – ведущую в музыке к картине – Тигран Мансурян намеревался поручить Карине Георгиян. Карине, несмотря на занятость, согласилась – музыка Мансуря-на привела ее в восторг.
На Лиховом, инспектор оркестра назвал нам ничего не говорящую фамилию «назначенного» на запись солиста.
Тигран попытался возразить:
– Но, нам нужен мастер… Талантливый музыкант…
Инспектор-одессит не дал ему договорить:
– Ну если талантливый, да еще мастер… Езжайте в Израиль. Нынче все талантливые туда перебрались… Здесь одни русские остались…
Мы наотрез отказались от записи неизвестного нам музыканта.
– Смена отменяется, – бросил инспектор оркестру, за-
тем, обращаясь к нам, сказал. – Ждать новую смену придется две-три недели. Оркестр, сами понимаете, дьявольски перегружен.
Мы, конечно же, не стали ждать «две-три недели», а туг же позвонили Ермашу, тогдашнему председателю Госкино, и во всех подробностях рассказали о случившемся на Лиховом.
… На следующее утро оркестр в полном составе (сработала «комитетовская
Играл оркестр отлично. Музыка понравилась.
После записи оркестранты долго, восторженно аплодировали Карине Георгиян, стучали смычками о пульты…
* * *
После премьеры пьесы Энтони Шеффера «Игра» в театре Станиславского долго не смолкали аплодисменты. Зрители шумно приветствовали режиссера-дебютанта, воспитанника Ереванского театрального института Юрия Рычкова.
По этому торжественному случаю в репетиционной театра был накрыт стол. Обилие водки красноречиво свидетельствовало о привязанностях станиславцев.
С напутственным словом к своему подопечному обратился режиссер Арташес Григорьевич Осепян.
– Запомни, Юра, – сказал он доверительно, – театр начинается с вешалки, понимаешь, с ве-шал-ки!..
Арташес Григорьевич выдержал долгую паузу. Затем его словно осдиипо:
– Советую тебе от всего сердца: Люби искусство в себе а не себя в искусстве…
Раздались жидкие аплодисменты. Голоса одобрения.
– Это ты здорово сказал, отец, с ве-шал-ки!..
– Именно, с вешалки.
– И надо же: люби искусство в себе… Браво!.. Браво!.. Все вдруг одновременно заговорили. И в этом месиве нестройных голосов, отчетливо слышалось:
– Ты меня уважаешь?. . Нет, нет, т-ты скажи…
* * *
В середине шестидесятых в Ереван на гастроли приехала известная французская эстрадная певица Рози Армен.
Как-то на съемке спросили у певицы:
– Как к вам обращаться, мадам или мадемуазель?
– Как вам будет угодно, – лукаво улыбнулась Рози. – И что за обыкновение у вас, ереванцев, задавать этот нелепый вопрос.
И, действительно, где бы мы ни появлялись с певицей, ее повсюду об этом спрашивали.
… Сарьян встретил нас в гостиной, стены которой были увешаны полотнами, излучающими (как и сам хозяин) тепло и доброту.
К столу подали фрукты.
Рози захлопала в ладоши:
– Натюрморт этот сошел с ваших полотен?
– Конечно, по случаю вашего приезда.
После небольшой паузы Сарьян спросил:
– Как к вам обращаться…
Рози еле сдержала смех.
Спустя неделю певицу принимал католикос Вазген Первый.
И опять:
– Как к тебе обращаться, дочь моя, мадам или мадемуазель?
Рози смиренно опустила глаза:
– Перед вами, как перед Богом… Я не замужем, но и, конечно же, не девушка… Так что, обращайтесь, как соблагоиз-волите…
* * *
Было это летом шестьдесят девятого. Мы – художники Минае Аветисян и Роберт Элибекян, кинооператор Сергей Исраелян, писатель Агаси Айвазян и я – отправились в Тбилиси на выбор натуры картины «Хатабала».