Невыдуманные истории
Шрифт:
Друзей нет. Дружить в немецкой школе не принято. Только совместный шопинг. Дети два
раза в неделю после школы устраивают коллективный поход по магазинам. Покупка одежды
— это вообще национальный вид спорта. После пива и сосисок.
Наши дети немцев копируют, стараются соответствовать. Племянница увидела, как мама
гладит ей рубашку: «Что ты делаешь!? Не гладь, немцы не гладят!» Да, такие они, педантичные, но помятые. А зачем? Из машинки вытащил безразмерную футболку, надел и
пошел.
моветон, даже если успел постирать и высушить.
По магазинам вместе, по домам — врозь. Зато не сплетничают. Можно до десятого класса
доучиться и не знать, где одноклассник живет, кто родители, есть ли братья-сестры. Главный
критерий «хорошести» школы для ребенка-эмигранта — «меня там не обижают».
На детей кричать нельзя. Совсем. Даже голос повышать опасно. А ремнем по
воспитательному месту — боже упаси. Отпрыски настучать могут. Запросто. В школах
объявления в каждом классе висят, на трех языках: «Дети, если у вас проблемы с родителями, звоните по таким-то телефонам». Проблемы — не обязательно ремень. Например, недостаточно большая сумма денег на карманные расходы — проблема. Недодают предки
денег на жвачки, позвонил, настучал, проблему решил. Все просто.
Дети законы читают. Предмет специальный есть, «Права ребенка» называется. Племянница
отцу говорит: «Что-то вы мне мало денег выделяете!» Отец в закон, в законе черным по
белому: «Не меньше 25 евро на личные расходы школьнику положено». Не то чтобы рашин-
папа боялся, что дочка настучит, но она по наивности немецким одноклассникам брякнет, а
немецкие одноклассники, по доброте душевной, немецкой учительнице, учительница — в
социальную службу, те к родителям: «Как так, ребенка обделяете? Штраф!»
С 18 лет ребенок имеет право курить. И если родитель недоволен — это проблемы
родителя. Будешь наезжать — схлопочешь штраф за ущемление прав ребенка. Тинейджеры
этим правом ловко пользуются: «Не купишь помаду — начну курить». Работает.
Школьная программа: их девятый — наш шестой. Разницу отечественные дети
компенсируют изучением языка. Система оценок шестибалльная. В классе 30 человек. Имен
нет, только фамилии. Учителя меняются каждый год, их переводят из школы в школу, чтоб не
привыкали к детям. Профилактика предвзятости.
Бабушки с внуками не нянчатся, для этого есть специально обученные люди.
Пенсионеры счастливые. Бабки с прическами, в шортах, на велосипедах и даже на роликах.
Не ворчат, не сидят под подъездами с семечками, а тусуются в парках с фотоаппаратами.
Кстати, семечки там не жарят и не едят. В принципе.
Больше удивляет другой феномен. Электронная уборка унитаза.
Крышка опускается (брюки пре-вра-ща-ются), из нее выезжают щетки и проворачиваются.
Наши поначалу в туалет на экскурсию ходят, схему, наверно, передрать пытаются. Но фишка
не в этом. Перед тем, как чудо-туалетом, пардон, воспользоваться, нужно монетку 50 центов
опустить в аппаратик, аппаратик за это — талончик. С этим талончиком в ближайшем
продуктовом магазинчике получаешь скидочку — 50% на любой товар. В чем прикол —
непонятно. Опытные экономисты пытались разобраться. Дулечки. Тайну знают только немцы.
Немцы вообще много чего знают. Например, как оказать первую необходимую помощь
хомяку при зубной боли. Приобрести грызуна там — головняк, сравнимый с оформлением
субсидии по безработице здесь.
Наши купили хомячка. Полдня оформляли бумаги. Что-то среднее между паспортом, гарантийным талоном и инструкцией по эксплуатации: возраст, полное имя, особые приметы; как кормить, чем кормить, когда делать прививки, кому звонить в случае болезни левой
задней лапы, кому насчет правой передней; не мочить, в банке не держать, крышкой не
накрывать, феном не сушить, в микроволновке не разогревать; к огню не подносить; хоронить
в случае безвременной хомячиной кончины там-то. В финале покупатели подписывают
трогательную бумагу: «Обязуюсь любить, холить и лелеять. Точка».
Немцы — не бюрократы, скорее педанты, говорит сестра. Они долго не могли привыкнуть к
тому, что все ходит точно по расписанию. Графики маршрутов транспорта точны до маразма, в
смысле до секунд. Так и пишут: «Автобус прибывает в 16.40.30». И не дай бог ему прибыть в
16.40.50. Недовольные пассажиры тут же сообщат куда надо. На крайняк — везде
видеокамеры. Стукачество не зазорно. Павлик Морозов, сто пудов, был немецкого
происхождения.
Соседи — страшные люди. Заносить в дом дорогую вещь опасно. Если телевизор, по
мнению соседей, слишком дорогой для эмигранта, его лучше покупать и заносить в дом
ночью, пока они спят. Настучат. Социальные работники тут же примчатся: «А ну-ка, ну-ка, скок
стоит?!»
Наши, по неопытности, продают на родине дома и квартиры, вывозят нетрудовые доходы, покупают песцовые шубы и гуляют в них днем, при соседях. Потом долго возмущаются
несправедливостью немцев, которые пособие им урезают.
Если ты на «социале» — должен быть бедным. Это аксиома. Не обсуждается.
Соседи между собой почти не общаются. Только на предмет уборки подъезда. Когда мои
въезжали в квартиру, сразу же выбежала тетка-немка и сообщила: «Мы тут по графику