Невыносимая шестерка Тристы
Шрифт:
Мой друг. Я иду по сцене, останавливаюсь посередине и закрываю глаза.
Мой лучший друг. Истинная вторая половина его души.
Я кружусь по сцене, знаменитый монолог Меркуцио слетает с моего языка, потому что я заучивала его годами. Меркуцио — объемный персонаж, — и партия для одного человека — и он доминирует в каждой сцене, в которой участвует, пальто кружится вместе со мной, моя голова откинута назад, а глаза все еще закрыты, пока герой медленно
— Коням она же заплетает гривы, — продолжаю я, чувствуя, как мои глаза загораются огнем, когда смотрю на своего друга, — А людям насылает колтуны, Которые расчесывать опасно.
Пот стекает по мне, я тяжело вдыхаю и выдыхаю.
— Все это — Меб, — кричу я, — Все это — Меб…
— Ты хороша, — раздался чей-то голос.
Я замираю, у меня перехватывает дыхание, и когда я поворачиваюсь, то вижу перед собой Каллума Эймса. На нем облегающие черные брюки и темно-синее поло, его светлые волосы свисают набок.
Я прищуриваюсь.
— Уж получше, чем ты.
Он ухмыляется и убирает руки в карманы.
— Я белый богатый мужчина. Я добьюсь успеха несмотря ни на что.
— Ты мужчина, — повторяю я. — Ты добьешься успеха несмотря ни на что.
У него нет никакого интереса к этой пьесе и ни капли таланта. Нет других причин, по которым она дала ему эту роль?
Он наклоняет голову, изучая меня.
— Ты действительно думаешь, что это то, что стояло у тебя на пути? — спрашивает он и медленно приближается ко мне. — Ты не думаешь, что Ламберт отдала бы эту роль, например… Клэй, если бы она попросила?
Я расстегиваю пальто, но не спускаю с него глаз, пока он продолжает приближаться. Каллум и Клэй заслуживают друг друга. Оба гнилые человеческие существа, которые не видят змею друг в друге, пока отвлекают себя тем, как они прекрасны вместе.
Каллум продолжает:
— Я не сомневаюсь, что ты вытащишь себя из болота и действительно будешь жить жизнью, которая сделает тебя счастливой, Лив, потому что ты этого заслуживаешь, — отмечает он, останавливаясь в паре футов от меня. — Правда. Ты лучше нас, и не думай, что я не знаю этого.
Я рада.
— Но это будет не здесь, — добавляет он. — И не скоро.
Я продолжаю молчать, позволяя своим глазам бегать влево и вправо, чтобы убедиться, что он один. Кажется, Каллум всегда ходит с кем-то, и, хотя он никогда ничего не пробовал, не сомневаюсь, он способен на что угодно.
— Почему, ты думаешь, Клэй так сильно ненавидит тебя? — с нажимом произносит он, но не ждет ответа. — Потому что она знает, что это последний раз, когда она может быть больше, чем ты.
— Она никогда не была больше или лучше.
— Клэй бы получила роль Меркуцио, — парирует он.
Я стискиваю зубы, и он это видит,
Каллум прав. Они бы не отказали ей или, возможно, кому-то еще в этой школе.
И я могу лгать себе сколько угодно и говорить, что мне нужна эта роль, чтобы получить некоторый опыт, прежде чем я подам заявление на театральную специальность в колледже, но правда в том, что я испытываю жуткий голод. Я хочу, чтобы меня заметили, прежде чем я покину это гребаное место.
Своих братьев. Эту школу. Я не могу покинуть Мэримаунт или Сент-Кармен никем.
Когда-нибудь я стану голосом для других и расскажу, как у меня почти не было друзей. Как Клэй Коллинз сделала так, что для меня здесь никогда не было места. Как ее мать отремонтировала чертовы душевые в раздевалке три года назад, чтобы я не пялилась на их голых дочерей.
— Ты хочешь роль? — спрашивает он.
Я поднимаю на него глаза.
Каллум вздергивает подбородок.
— Она твоя.
— Если я рассмотрю твое предложение, — добавляю я недосказанное, потому что точно знаю, к чему он клонит. У нас уже когда-то состоялся подобный разговор.
Но он лишь тихо смеется, опуская взгляд и придвигаясь ближе.
— О, у тебя было время подумать об этом, — поддразнивает он. — Теперь мне нужен ответ.
Я дам тебе ответ.
— Она симпатичная, — внезапно шепчет он.
Я замираю.
— Нежная, светловолосая, молодая… Губы, которые на вкус, как молочный коктейль, и это даже вполовину не так хорошо, как вкус ее языка.
Мой желудок скручивается и завязывается узлом, а я желаю, чтобы мой ботинок попал ему в лицо. Представляю себе эту улыбку, покрытую кровью.
— И она захочет всего, что ты с ней сделаешь, — продолжает он.
Я бросаю пальто на ближайший стул и начинаю обходить его, но он встает передо мной и достает из кармана листок бумаги, протягивая его мне.
— Ты сделаешь это, — уточняет он. — И ты получишь свою роль.
Он протягивает мне бумагу, и я колеблюсь, ни на секунду не соглашаясь на его предложение, но любопытство берет надо мной верх.
Разворачиваю листок и вижу, что это чек. От Гарретта Эймса.
Для школы.
В записке говорится, что это для школьного театра.
Я смотрю на пожертвование в двадцать пять тысяч долларов, которое, как я полагаю, имеет отношение к Каллуму. Ламберт получит немного денег на спектакли на следующий учебный год, если позволит мне получить роль, которую я хочу. И Каллум позаботится об этом, если я дам ему то, что хочет он.
Значит, так работает мир? Я устраиваю секс-шоу с какой-то незнакомой цыпочкой для группы слюнявых парней из братства и буду жить долго и счастливо?