Невыносимая шестерка Тристы

Дуглас Пенелопа

И мое сердце вздрагивает, чувствуя эти слова, потому что я знаю, каково ее дыхание.

И ее губы приближаются, дразня уголок рта Лизбет. Мне кажется, что девушка не дышит.

Одним махом Ромео опускается на девушку сверху, отправляя их обоих на кровать, и Лизбет взвизгивает, издавая возбужденный смех, в то время как Ромео дьявольски улыбается.

— Привет, о смерть! — Лив играючи поддразнивает. — Джульетта хочет так. Ну что ж, поговорим с тобой, мой ангел. — Они прижимаются друг

к другу лбами. — День не настал, есть время впереди.

И девушка улыбается, очарованная и желающая быть только со своим Ромео. Оливия идеальна. Почему все эти годы они не давали ей главные роли?

Все замолкают, и через мгновение занавес над разумом Лив, кажется, снова закрывается, и она садится, ее поведение снова становится серьезным.

— Видишь, Кларк? — обращается к парню Лизбет, приподнимаясь на локтях и оглядывая Лив. — Вот так просто.

Я тихо смеюсь, наблюдая, как она неловко переступает с ноги на ногу.

Ламберт хлопает в ладоши.

— Ладно, внимание! Завтра. В три часа!

Все начинают собирать вещи, разговоры заполняют помещение, и я смотрю, как Лив не спускается ко мне, а исчезает за кулисами.

Она должна была меня видеть. Я проверяю свой телефон, отмечая, что опоздала на двадцать минут.

Несу розу, поднимаюсь по лестнице, сворачиваю за занавеску и спускаюсь еще по одной небольшой лестнице. Я нахожу Лив в раздевалке с открытой дверью, когда она сидит на табурете.

Я останавливаюсь у двери.

— Я принесла тебе небольшое напоминание о себе.

Держу розу, Лив хоть и не сразу, но поднимает взгляд на меня.

Она грустно смотрит на розу, и мое сердце колотится.

— Розовая? — спрашивает она.

Вхожу в комнату, закрывая за собой дверь, и останавливаюсь напротив нее. Я опускаюсь вниз, на колени.

— Шипы.

Я убираю цветок на туалетный столик и кладу голову ей на колени, надеясь, что она простит меня. Я опоздала, хотя обещала ей, что приеду вовремя.

— Я полна шипов, — мягко говорю ей. — Но во мне есть что-то, что, я надеюсь, того стоит.

Через несколько секунд я чувствую ее руку в своих волосах.

— Я ненавижу Ромео, — говорит она, поглаживая меня по голове. — Но я начинаю понимать его. Из-за тебя, Клэй.

Слегка улыбаюсь, потому что знаю, что ей горько, потому что она ломается, и я хочу этого. Я хочу того, что обещал Трейс. Что тумблер щелкнет, и она будет моей.

Я приподнимаю ее рукав и смотрю на осьминога на внутренней стороне запястья.

— Это мое. — Я провожу большим пальцем по чернилам. — Вечно мое. Часть меня. — А затем шепотом добавляю : — В пределах этого дюйма… я свободна.

Этот участок кожи никогда не будет принадлежать никому другому. Он будет моим, когда она свяжет

себя с другой узами брака. Когда ей будет восемьдесят. Это все, что у меня действительно есть от нее.

Я целую ее запястье и поднимаю голову, когда она надевает мне на голову одну из шляп, цилиндр, похожий на тот, что был в ее комнате.

Она смотрит на меня, в ее голове крутятся шестеренки, но, прежде чем я успеваю спросить, о чем она думает, она щипает меня за подбородок и наклоняется.

Ее дыхание касается моих губ, и я почти чувствую ее вкус.

— Давай разденем тебя, — шепчет она.

Девятнадцать

Клэй

У меня трясутся руки, пот выступил на лбу, сердце бешено колотится.

Хотя бы еще раз…

Я не могу перестать слышать ее шепот или чувствовать вкус ее губ с тех пор, как уехала от нее этим утром. Боже, я так устала. В моей голове туман, и я, кажется, еще не могу полностью открыть глаза, но я словно плыву. В блаженстве.

После пробуждения я перевернулась на другой бок и почувствовала, что нуждаюсь в ней. Я не хотела покидать кровать Лив, пока не попробую каждый дюйм ее тела, и я не могла поверить, что во мне еще остались силы после всего, что произошло, и что после двух раз я все еще хочу большего.

Я в огне и не могу дождаться, когда увижу ее.

Я достаю книги из своего шкафчика, делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, но этот прием не помогает.

— Клэй, — зовет меня кто-то.

Я поворачиваю голову и вижу нескольких парней в конце коридора.

Новенькая девушка из класса математики стоит рядом со мной, держа в руках папку и книгу. Ее светлые волосы, подстриженные лесенкой, доходят ей до плеч. У нее рюкзак «Эрмес», которым даже моя мама, вероятно, не побаловала бы себя.

— Прости, я не пыталась тебя испугать, — с улыбкой говорит она, и я замечаю на ее губах тонкий слой розового блеска. — Я Хлоя. Мы вместе ходим на математику.

Она протягивает мне руку и стоит так близко, что волосы на моей руке соприкасаются с ее волосами. Во мне нарастает настороженность.

— Точно. — Я кладу тренировочную одежду в спортивную сумку, чтобы забрать ее домой и постирать. — Ты из Техаса. Как тебе у нас?

Она пожимает плечами, ее темно-синий свитер-жилет Мэримаунта не тот, что мы на самом деле носим, но мне нравится ее ретро-стиль.

— Пока осваиваюсь.

— Да, я слышала, что в Техасе у людей мания.

— Мания? — переспрашивает она. — На что?

Я вытаскиваю пенал.

— На то, что они техасцы.

Она широко улыбается и кивает.

— С этим не поспоришь. Сначала техасец. Потом американец.