Невыносимая шестерка Тристы
Шрифт:
Она говорит это каждый раз. Становишься красивой. Не совсем такая, но уже становлюсь.
Мы идем в столовую по длинному холлу, периодически прерываемому дверями с одной стороны и стеной с фотографиями с другой. Черно-белые портреты многолетней давности, детские фотографии, на некоторых из них изображены мы с братом, мои двоюродные братья, пасхальные воскресенья, семейные пикники на лужайке и моя мама — в шестнадцать лет на балу, под руку с моим отцом, он стоит рядом с ней в смокинге,
Мои родители выглядели такими молодыми.
Думаю, они и были молодыми. Интересно, что тогда творилось у них в головах. Насколько они были готовы жить. Как они взволновались, мечтая о будущем: отпусках, своем доме, смехе, семье, объятиях друг друга… Перед ними простирались годы, и они должны были быть самыми лучшими, верно?
Знали ли они, что будут мучить друг друга?
Если бы они вернулись в прошлое, сделали бы они это снова?
Я захожу в столовую, Такер отодвигает для меня стул.
— Спасибо, — благодарю я и сажусь.
Взяв салфетку, я снимаю ее с кольца, но мама останавливает меня.
— Клэй.
Я останавливаюсь, осознавая происходящее. Я откладываю салфетку и смотрю на бабушку. Она бросает на меня взгляд, но в нем есть намек на улыбку. Ошибка новичка, Клэй. Когда ты гость на ужине, следи за хозяином. Я не должна была класть салфетку на колени, пока она этого не сделает.
Она протягивает мне руку, я знаю, чего она хочет. Я отдаю ей свой телефон, и она кладет его на маленький поднос в руках Такера, стоящего рядом с ней.
Мы начинаем с салата — винегрета с заправкой из цитрусовых, поблескивающей над рукколой.
— Скоро пижамная вечеринка выпускников, верно? — спрашивает Мими. — Ты уже ответила на приглашение Омеги Чи Уэйк-Фореста?
Я делаю глоток воды и ставлю стакан обратно.
— Ммм, да.
Я чувствую на себе взгляд матери, я смотрю на нее, получая ее сигнал. Выпрямляюсь и улыбаюсь, полностью сосредотачивая свое внимание на Мими.
— Да, Мими, — более четко отвечаю я. — Членские взносы внесены, и я уже связалась с некоторыми другими участниками через социальные сети, чтобы наладить отношения.
— Социальные сети…
— Требование времени, — поддразниваю я, доедая небольшую порцию зелени.
Но она отмахивается от меня и поднимает бокал.
— О, я знаю. Я просто скучаю о днях уединения и возможности совершать ошибки без зрителей.
Я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, и широко улыбаюсь. Старые люди часто говорят подобные вещи, словно упадок общества произошел с появлением «Фейсбука».
— Кстати, — снова начинает Мими, смотря на мою мать, — ей нужно удалить свою историю в «Твиттере», и я хочу получить доступ ко всем секретным аккаунтам, Клэй, — она пронзает меня взглядом. — Не думай, что мы не знаем об их существовании.
Мои плечи опускаются, но я снова расправляю их, приходя в себя. Я не собираюсь показывает
— Я читала статьи, — говорит она маме, когда Такер принес следующее блюда. — И эксперты предлагают периодически удалять историю, чтобы избежать каких-либо неудобств в будущем. Людей увольняют из-за плохого твита восьмилетней давности.
Я сдерживаю стон. Почему моя бабушка такая инициативная?
— Тебе нужно думать о своем будущем, — указывает она. — Твой муж и дети могут попасть под влияние какой-нибудь глупости, которую ты сказала в этом возрасте.
Мама кивает, но Мими останавливает ее:
— Тебе тоже стоит это сделать.
Мама замирает, но проглатывает возражение с глотком воды. Я чуть не фыркнула. Одна из причин, по которой я люблю приходить на эти ужин, это смотреть на то, что моя мама все еще находится под каблуком у своей матери, как и я у нее.
Но потом я представляю себя через двадцать лет, сидящую на мамином стуле, а ее на стуле бабушки, моя дочь сидит на моем месте. У каждой женщины за этим столом есть свои секреты. Что будет скрывать моя дочь?
— Фуа-гра, — обращается мама к Такеру. — Потрясающая.
— Я передам Пегги.
Его жена — шеф-повар, но я не съела ни кусочка. Это блюдо бесчеловечно, и я знаю, что моя бабушка нарочно бросает мне вызов.
— У меня есть платья, которые ты можешь примерить для бала, — говорит она, разрезая утку.
Мама кашляет и делает глоток воды, чтобы прочистить горло.
— Мам, у нас есть платье.
Но Мими просто смотрит на меня.
Че-е-е-ерт.
Мама вздыхает.
— Что ты с ним сделала, Клэй?
Откуда об этом узнала бабушка? Меня так и подмывает бросить Лив здесь под автобус, но меня переполняет внезапное желание защитить ее любой ценой.
Я просто молчу, зная, что моя мать ничего не сделает, чтобы привлечь меня к ответственности.
Ухмылка кривит губы Мими, когда она подносит бокал к губам и снова встречается взглядом с моей мамой.
— Никогда бы не подумала, что растить одного ребенка будет сложнее, чем четверых, — усмехается она.
Мама сжимает челюсть, у нее и ее троих братьев и сестер гораздо меньше проблем, чем у меня, и я со своего места чувствую, как напрягается каждая мышца в ее теле.
Протягивая руку под столом, я засовываю ее под юбку и сжимаю бандану, выдыхая.
Спустя три часа и четырнадцать минут я хватаю свой телефон с подноса в столовой, надеваю ботинки и выхожу из дома. Мои шнурки волочатся по земле, и я открываю приложение «Убер», чтобы сбежать отсюда, пока они думают, что я иду за чем-то из машины моей мамы. Ужин длился еще целый час с десертом и был больше похож собеседование на роль для Омега Чи, чем на разговор. Затем мы примерили платья, и я просто позволила маме — с одобрения Мими, конечно, — выбрать платье из шармеза А-силуэта без бретелек с шифоновой драпировкой. На самом деле, довольно симпатичное, но я все равно чувствовала себя в нем глупо.