Невыносимая жестокость
Шрифт:
«Откуда-то я знаю этого парня», — смутно подумал он, глядя на нового свидетеля. Но попытаться вспомнить, где именно и когда они встречались, Рексу было не под силу.
Вызванный Майлсом свидетель походил на постаревшего, выработавшего весь свой ресурс жиголо, вынужденного сменить привычный образ жизни с легким и щедрым заработком на более скромное существование, но внутренне отказывающегося с этим смириться. Его набриолиненные волосы были зачесаны назад, а лицо явно подверглось омолаживающей ретуши при помощи макияжа. На нем был черный костюм, голубая рубашка
Когда свидетель занял свое место, судебный пристав протянул ему библию.
— Итак, мистер… м-м-м… Краус, клянетесь ли вы…
— Краус фон Эспи, — поправил мужчина.
Собачка тявкнула.
— Мистер Краус фон Эспи, клянетесь ли вы…
— Барон Краус фон Эспи, — скромно вставил свидетель.
Собачка тявкнула.
Пристав решил больше не сбиваться и начал прямо с того места, на котором его остановили:
— Клянетесь ли вы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, и да поможет вам Бог?
— Мэ бьен сюр.
Судья Мансон дернула головой и вопросила:
— Что это за «ни мэ, ни бэ»? Вы не говорите по-английски?
— Мэ бьен сюр — это значит «разумеется», — снизошел до перевода свидетель и заявил с оскорбленным видом:
— Барон лгать не станет.
Собачка тявкнула.
Барон с умилением посмотрел на нее и просюсюкал:
— Ш-ш-ш, Эльсбета… тише, тише. Нас с тобой пригласили в суд, и мы должны произвести на публику самое благоприятное впечатление. Посмотри, какая миленькая тетенька за столом. Это судья, и она…
— Мы не можем заявить протест? По поводу собаки… — прошептала Мэрилин.
— Не сработает, — похоронным голосом ответил Фредди. По своему опыту он знал, насколько часто домашние животные оказывались в залах судебных заседаний по семейным вопросам в Голливуде. Собаки, кошки, птички, тигры; одна клиентка даже настояла на том, чтобы приволочь на слушания домашнего питона — ее самое близкое существо. Эта настойчивость вышла ей боком: прямо во время судебного заседания змеюка, почувствовав голод, ускользнула из своего ящика и направилась на поиски пропитания. В результате она сожрала собачонку породы чи-хуа-хуа — самое близкое существо судьи, который председательствовал на процессе. К счастью для Фредди, клиентка была не его, а оппонента. Он отсудил колоссальные отступные. «Может быть, собака — это знак? Вдруг она опять принесет мне удачу?» — подумал Фредди.
— Ну что же, господин барон фон Эспи, — бодро сказал Майлс, — давайте начнем. Скажите, кто вы по профессии?
Краус жеманно рассмеялся и, освободив одну руку, театральным жестом отмахнулся от столь тупого вопроса.
— Что за глупость, мой милый? Я барон.
Майлс кивнул.
— Да-да, разумеется, барон, я с уважением отношусь к вашему титулу, но вынужден уточнить: не работаете ли вы где-либо вопреки вашему аристократическому происхождению?
Краус выглядел сконфуженным. Он надулся, как ребенок, и демонстративно
— М-м-м… я уточню свой вопрос: я имею в виду обычную работу, такую, за которую платят деньги?
Краус посмотрел на судью и, недовольно фыркнув, ответил:
— Ну, жить-то ведь надо. Я работаю консьержем в гостинице «Ле Панталон Руж» на курорте Бад-Годесберг, кантон Ури, Швейцария.
Собачка тявкнула.
— Скажите мне, господин барон, — задал Майлс вопрос довольно льстивым тоном, как будто они вместе сидели за графином вина в каком-нибудь бистро, — в чем состоит ваша работа?
— Я принимаю решения об удовлетворении некоторых требований, возникающих у нашей клиентуры, — с томно-деловым видом сообщил Краус.
— Полотенца, чай, лед и так далее?
— Для этого у нас есть горничные, — с негодованием возразил Краус. — Нет, нет, я решаю те вопросы, с которыми, будь вы дома, вы обратились бы не к лакею или дворецкому — но к мажордому. — Барон одарил судью еще одной улыбкой.
Собачка тявкнула.
— Понятно… Господин барон, скажите, пожалуйста, вы узнаете эту женщину? — Майлс протянул руку в сторону стола, где сидели Фредди Бендер и его клиентка.
Краус достал из кармашка монокль, вставил его в глаз и, повернув голову набок, словно ворона, посмотрел в указанном направлении.
— Дорогая Мэрилин… ну как же! Конечно, мы знакомы, — сообщил он.
Фредди пристально посмотрел на свою клиентку. Мэрилин Рексрот по-прежнему прикрывала лицо носовым платком, но адвокату стало совершенно ясно, что она прячет под ним вовсе не струящиеся слезы и не какую-нибудь там потекшую тушь, а выражение холодной ярости.
— Бывала ли она у вас в ваших… э-э-э… «Красных Штанах»? — Повернувшись к судье, он пояснил:
— Насколько я понимаю, так переводится название… э-э-э… шале, где работает свидетель.
— Да-да, и неоднократно, — с готовностью сообщил Краус. — Она приезжала отдохнуть и восстановить силы на наших альпийских ландшафтах.
— Меня интересует ее приезд на ваш курорт пять лет назад — в январе тысяча девятьсот девяносто восьмого года, — по-прежнему беззаботным тоном спросил Майлс.
Фредди заметил, что Мэрилин уже почти жует прижатый к лицу носовой платок. У него самого по спине потекла струйка пота.
— Вы случайно не помните, с какими вопросами обращалась она к вам в тот приезд? — продолжал Майлс.
— Конечно, помню.
— Тогда скажите, не было ли среди этих вопросов какого-либо необычного? Такого вопроса, который мог бы решить только человек вашего уровня?
— А как же, было такое дело, — кивнул барон.
Тем временем в мозгу Рекса кое-что прояснилось, и он вспомнил этого прощелыгу Крауса с проклятого лыжного курорта. Ну конечно, именно этот мерзавец Краус распустил по всему отелю слух про рексовские «чух-чух-чух». И сейчас он расскажет об этом снова — сейчас, после той растреклятой пленки. Понимая, что еще больше испортить положение трудно, Рекс все же не хотел, чтобы присяжным опять напоминали о его маленьких слабостях в интимной сфере. Надо как-нибудь предупредить Майлса. Он стал было теребить Ригли, но тот решительно отмахнулся.