Нейромант

Гибсон Уильям

Смит сказал человеку, что не имеет желания умирать, и показал голову. И сколько, спросил его посетитель, вы ожидали получить от продажи этого предмета? Смит назвал цену гораздо ниже той, что собирался назначить. Ниндзя достал кредитный чип и перевел Смиту названную сумму с номерного швейцарского счета. И кто, спросил человек, принес вам это устройство? Смит рассказал ему. Через несколько дней Смит узнал о смерти Джимми.

— С этого момента начинается мое участие, — продолжил Финн. — Смит знал, что я имел много дел с толпой с Мемори Лэйн, и как раз туда надо обращаться за тихим разбирательством, которое нельзя будет отследить. Я нанял ковбоя. Я был в деле, поэтому брал проценты. Смит был очень осторожен. Он попал в весьма

странную заваруху, он выбрался из нее с наваром, но это ни о чем не говорило. Кто платил с этого швейцарского загашника? Якудза? Никогда. У них очень строгий кодекс, покрывающий подобные ситуации, и помимо вора они также убивают скупщика, всегда. Может быть, наркота? Смит так не считал. Наркобиз имеет определенные волны, которые доходят до тебя и ты улавливаешь, чем пахнет. Короче, я заставил своего ковбоя перетрясти архивы новостей, и мы нашли Тессье-Эшпула на судебном процессе. Дело было пустым, но мы вышли на юридическую контору. Потом мы пробили их лед и получили фамильный адрес. И он нас очень удивил.

Кейс поднял брови.

— Фрисайд, — сказал Финн. — Веретено. Оказалось, что они владеют почти что всей этой хренью. Интересная картина получилась, когда ковбой собрал данные со всех архивов и скомпилировал отчет. Семейная организация. Корпоративная структура. Предположительно можно было приобрести акции С.А., но Тессье-Эшпулы не торговали своими пакетами на открытых рынках более ста лет. Ни на каких рынках, насколько мне известно. Вы наблюдаете очень тихую, очень эксцентричную высокоорбитальную семью первого поколения, которая живет наподобие корпорации. Большие деньги, в стороне от прессы. Много клонирования. Орбитальные законы гораздо мягче относятся к генетической инженерии, правильно? И трудно отследить, какое поколение, или комбинация поколений, заправляет делами в данное время.

— Как же это? — спросила Молли.

— У них собственные криогенные установки. Даже по орбитальным законам, ты считаешься мертвым на время заморозки. Похоже, что они отошли от дел, так как никто не видел отца-основателя в течение примерно тридцати лет. Мамаша-основательница погибла в каком-то лабораторном происшествии…

— И что же случилось с твоим скупщиком?

— Ничего. — Финн нахмурился. — Мы бросили это дело. Только глянули на тот фантастический клубок силы, которым владел адвокат Т-А, и все. Должно быть, Джимми пробрался в Блуждающий Огонек, приделал голове ноги, и Тессье-Эшпулы послали за ним ниндзя. Смит решил забыть об этом. Наверное, он был умен.

Он посмотрел на Молли.

— Вилла Блуждающий Огонек. На острие веретена. Охраняемое частное владение.

— Ты решил, что ниндзя принадлежал им, Финн? — спросила Молли.

— Смит так думал.

— Дорого, — сказала она. — Интересно, что потом случилось с этим маленьким ниндзя, Финн?

— Наверно, заморозили. Растопят, когда потребуется.

— Хорошо, — сказал Кейс, — у нас есть Армитаж, которого содержит ИИ, называемый Зимнее Безмолвие. И при чем тут мы?

— Пока еще ни при чем, — сказала Молли, — но теперь у тебя появилась маленькая шабашка.

Она вынула из кармана сложенную бумажку и передала Кейсу. Он раскрыл ее. Координаты сетки и коды доступа.

— Кто это?

— Армитаж. Одна из его баз данных. Купила у Новых. Сделка на стороне. Где это?

— Лондон, — сказал Кейс.

— Сломай ее. — Она засмеялась. — Заработай себе чаевые.

Кейс ждал электричку транс-БАМА на переполненной платформе. Молли вернулась на чердак несколько часов назад с конструктом Флэтлайна в своей зеленой сумке, и Кейс с тех пор непрерывно пил.

Ему тревожно было думать о Флэтлайне как о конструкте, кассете жестко прошитой памяти, воспроизводящей способности, наваждения, коленные рефлексы мертвого человека… Электричка с гулом прибыла по черной индукционной полосе, тонкая пыль посыпалась

из трещин в потолке туннеля. Кейс втиснулся в ближайшую дверь и стал наблюдать за другими пассажирами, чтобы скоротать путь. Двое Христианских Ученых с хищной внешностью теснились возле трех молодых офисных секретарш, которые носили на запястьях идеализированные голографические вагины, влажный розовый блеск в неровном освещении вагона. Секретарши нервно облизывали безупречные губы и косились на Христианских Ученых из-под приспущенных век с металлическим блеском. Девушки выглядели как высокие, экзотические травоядные животные, грациозно и бессознательно раскачиваясь вместе с движением поезда, их высокие каблуки как полированные копыта на сером металле пола. Кейс доехал до своей станции, так и не дождавшись, когда они обратятся в бегство от миссионеров.

Он вышел, и ему на глаза попалась голографическая сигара на фоне стены станции, ФРИСАЙД пульсировало под ней искривленными буквами, стилизованными под печатные японские иероглифы. Он прошел через толпу и остановился под рекламой, изучая ее. ЗАЧЕМ ЖДАТЬ? — пульсировал знак. Затупленное белое веретено, окруженное и утыканное решетками и радиаторами, доками, куполами. Он уже встречал такую рекламу, или наподобие ее, тысячи раз. Она ему никогда не нравилась. Со своей декой он мог дотянуться до банков Фрисайда так же легко, как до Атланты. Путешествия были перемещением мяса. Но сейчас он заметил маленький значок, размером с мелкую монетку, вытканный в левом нижнем углу светового полотна: Т-А.

Он пошел на чердак, погрузившись в воспоминания о Флэтлайне.

Он провел большую часть своего девятнадцатого лета в "Джентльмене-Неудачнике", потягивая дорогое пиво и наблюдая за ковбоями. Он никогда не притрагивался к деке, но уже знал, чего он хочет. В то лето были еще по крайней мере двадцать подающих надежды кандидатов, толпящихся в «Неудачнике», каждый был на побегушках у какого-нибудь ковбоя. Других путей научиться ремеслу не было.

Все они слышали про Поли, жокея-деревенщину с обочины Атланты, кто пережил смерть мозга за черным льдом. Слухов о нем ходило очень мало — на уровне уличной болтовни, и они мало что могли рассказать о Поли, кроме того что он совершил невозможное. "Это было что-то большое," поведал Кейсу за кружку пива один из мечтателей, "но кто знает, что? Я слышал, может быть это бразильский фонд зарплаты. Ну по-любому, мужик был мертвым, выпал в плоскость, смерть мозга." Кейс смотрел сквозь толпу бара на кряжистого мужика в рубашке с длинными рукавами, что-то свинцовое было в оттенке его кожи.

"Пацан," скажет ему потом Флэтлайн, месяцы спустя в Майами, "Я как те ебаные ящеры, сечешь? У них по два, бля, мозга, один в башке и один в хвосте, двигает ихними ногами, которые из жопы растут. Стукнулся в эту черную штуку, только задний мозжара и выдюжил."

Ковбойская элита в «Неудачнике» сторонилась Поли и относилась к нему как-то настороженно, почти подозрительно. МакКой Поли, Лазарь киберпространства…

И его сердце в конце концов сдало. Его русское сердце, имплантированное в лагере военнопленных во время войны. Он отказался от его замены, объяснив, что ему нужно было это особенное биение для сохранения чувства времени. Кейс ощупал пальцами бумажку, которую Молли дала ему, и поднялся по лестнице.

Молли посапывала на темперлоне. Прозрачная шина пролегала по ее ноге от колена и не доставая нескольких миллиметров до промежности, кожа под жесткой микропоркой испятнана синяками черного цвета, переходящего в грязно-желтый. Восемь дермов, каждый своего размера и цвета, ровной линией угнездились на левом запястье. Трансдермальный модуль «Акаи» лежал рядом, его тонкие красные провода уходили к тродам под шиной.

Он включил лампу рядом с «Хосакой». Четкий круг света упал прямо на конструкт Флэтлайна. Он вставил модуль с кое-каким льдом, присоединил конструкт, и подключился.