Незабытая: отчаянное сердце. Книга 1
Шрифт:
Пока я думала, Солар погладил меня по лицу, убирая руку с моей головы, и поднес ко мне ту, в которой что-то держал. На ладони у Него лежало и переливалось алым небольшое колечко из мягких, перекрученных, серых перышков с золотым опылением на конце каждого. Увенчано кольцо было миниатюрной копией настоящего сердца.
Мое собственное пару раз стукнулось о ребра.
– Это поцелуй сквозь века, – тихо сказал Он, словно не привык говорить что-то ласковое. – Можешь оставить его себе, а можешь кому-то отдать.
За всю мою жизнь это был третий вещевой подарок, который я помнила. Я аккуратно взяла кольцо, повертела, рассматривая
– Спасибо, – я была тронута, голос предательски дрогнул. Мои мысли обернулись белыми перьями и рассыпались, сразу показывая совершенно иной образ. Но он тоже был теплым. – Насколько я могу рассчитывать на тебя впредь?
– Хоть я и часто наблюдаю за тобой, я всего лишь направляю, – ответил Солар. – Не забудь мою просьбу. Присмотри за тем человеком. И будь осторожна.
Я хотела насладиться моментом странной близости, сполна ощутить возникшую неловкость, возможно, даже обнять Солара. Я хотела спросить много чего еще. Но я не успела. У меня не получилось ни двинуться, ни издать даже звука, как бы я ни желала. Тряхнуло, и Солар стал резко отдаляться от меня. Я потянула к Нему руку, попыталась сопротивляться той тьме, что снова стала окутывать меня, лишая Его света и тепла. А Он молчал и наблюдал, лишь белые лепестки акации полетели вслед за мной. Один щекотливо коснулся щеки. Совсем скоро я осталась совершенно одна в темноте, наедине со своими мыслями и страхом того, что когда я проснусь, – а я обязательно проснусь! – то ничего и никого не вспомню.
***
Прежде, чем я окончательно пришла в себя, я ощутила холод. Он в моей жизни еще никогда не сулил ничего хорошего, поэтому я приказала себе быстрее продрать глаза. Зрение ответило мне не сразу, но даже до этого получилось понять, что я двигаюсь. Ощущение походило на то, которое я испытывала во время транса, когда добиралась до Будгарда на караване. Значит, сейчас меня тоже куда-то везли. Чуть позже догадку подтвердил добравшийся до сознания топот копыт и запах сена.
Я попыталась сесть. Как только это получилось, холод немного отступил. Затем я проморгалась и увидела, что сижу в двухосной повозке на подстилке из сена, а холодными были прутья клетки, в которой я находилась.
Первым делом я машинально оглядела себя. Веревок и кандалов не было, – уже плюс. Но были синяки. Их на себе я не помнила давно; пока оглядывала и трогала, с ужасом поняла, что у меня больше не было кольца! Моего магического кольца, прямиком из Дома! Лишь потом я заметила отсутствие перчаток, доспеха лесных эльфов и уютного плаща. Голову тоже больше ничего не стягивало. Хорошо, что хоть сапоги оставили!.. А еще что-то явственно ощущалось за пазухой. Незамедлительно проверив это, я с облегчением отметила, что дневник с рисунками остался со мной.
Тошнило. Тело ныло, словно меня били. Яда внутри не чувствовалось, выходит, Солар не солгал, называя его «зельем, отключающим биологическую оболочку». Может, не лгал он и в остальном.
Стараясь отвлечься от неприятных ощущений, я осмотрелась в первую очередь для того, чтобы найти дорогие мне вещи. Я не хотела верить в то, что я могла потерять что-то. Однако в поле зрения ничего такого не попалось. Зато я увидела Гула и Гулльвейг.
– Доброе утро! – после чего осмотрелась снова.
Ясный солнечный день. Утро. Нас везли по какой-то неровной, каменистой местности, практически полностью лишенной деревьев. Запряженная саврасая лошадь, кучер. Один крупный всадник на кауром коне, по всей видимости, сопровождающий; растрепанный человеческий мужчина в плаще с мечом за поясом и кулоном в виде клыка на шее, – справа от повозки, если смотреть в сторону движения. Я аккуратно поднялась на ноги. Впереди, между лошадиными ушами различалась еще одна двухосная повозка с такой же клеткой, но без сопровождения. В ней находился Сфинкс.
Прежде, чем я поняла, в сознании ли он, меня отвлекла возня за спиной. Гулльвейг села на колени и принялась ощупывать себя. Вид ее был обеспокоенным, когда она не нашла чего-то на своей груди, – то, к чему часто прикасалась через ткань. Попытавшись поддержать ее, я продемонстрировала собственные руки и, не теряя веселого тона, сказала:
– У меня тоже ничего нет.
А после осеклась. Сопровождающий всадник даже ухом не повел. Тогда мне пришла в голову одна мысль. Я отошла к противоположной от него стороне клетки и тихо прошептала просьбу. На мой зов откликнулся пролетавший мимо ворон. Он сел на вытянутую мной руку, и я попросила его посчитать, сколько всего врагов окружало меня сейчас. Он улетел, и я снова повернулась к Гулльвейг, думая о том, что два кучера и один всадник – как-то мало для каравана с «живой» добычей.
Гулльвейг, тем временем, вынула из-за пазухи небольшую книжку, как оказалось после – молитвослов. Выходит, не мне одной оставили «сувенир». К тому же, у нее тоже не было ни доспеха, ни плаща, ни походной сумки. Как, собственно, нигде в повозке наших вещей не наблюдалось. Осознавать это было прискорбно.
Заметив, наконец, на себе мой взгляд, Гулльвейг оглядела меня с ног до головы. Даже не умея читать мысли, я поняла, для чего это было. Поняв, что я цела, она обратилась к Гулу. А я заметила на ее правом запястье красную ленту. Раньше ее не было.
– Как ты? – спросила Гулльвейг у гнома обеспокоенно.
Неохотно выныривая из дремоты, Гул, сперва, оглядел ее, потом – меня, а затем сунул руку за пазуху и достал оттуда пустую стопку, невесело прокомментировав:
– Они вам тоже оставили символичные предметы?
– Может, у тебя где-то выпивка осталось? Раны обработать, – не особо на что-то надеясь, спросила Гулльвейг, проигнорировав его вопрос.
– Разве что остатки в моей крови с последней моей трапезы, – буркнул Гул, оглядев перемотанный, пропитавшийся кровью обрубок собственного пальца. – Не стоит проявлять заботу сейчас, возможно, нам это уже и не нужно. – Он развернулся спиной к углу клетки и обратился ко мне и Гулльвейг одновременно. – Пока вы тут дрыхли, я смог подслушать разговор этих, – Гул кивнул в сторону кучера и всадника у повозки. – Нас везут в рабство, а человека в повозке впереди, – куда-то в другое место.