Незаконная планета
Шрифт:
— Я говорю о едином принципе, товарищ вице-президент, — сказал Буров. — Может, у них биологический аккумулятор основан не на фосфатных связях, а на каких-то других. Вот полетишь скоро на Плутон — разберись на месте.
— Сам лети и разбирайся, — проворчал Морозов.
— Илья, — переменила Марта разговор, — Инна говорит, что вы со Свеном затеяли тут опасные подводные опыты…
— Напрасно Инна говорит о том, чего еще нет.
— А что — это секрет? — Инна, близоруко прищурившись, посмотрела на Бурова. — А я считаю, что, прежде чем начинать эксперимент,
— Да никто пока не дышит и не заполняет, — терпеливо сказал Буров, и Морозов удивился кроткому его тону. В былые времена такое возражение Инны мгновенно взвинтило бы его. — То есть многие уже дышали водой, — продолжал Буров, — но неудачно и неправильно. Подавать кислород в воду перед вдохом дело нехитрое. А вот выводить из легких углекислый газ… Ну, мы придумали одну штуку, теперь пробуем, вот и все.
— Ох, Илья, — покачала головой Марта. — Когда ты только угомонишься? — Она поднялась. — Ну, хватит чистить, все равно столько рыбы нам не съесть. Витя, надень куртку и брюки, смотри, как затянуло небо и какой сразу холод.
Но Витька только отмахнулся.
Ветер свежел, с запада плотной однообразно-серой толпой плыли облака, и море, еще недавно сине-зеленое, тоже стало серым, всхолмленным волнами. Соседние острова заволокло дымкой.
Марта поставила сковороду с рыбой на плитку. Зябко поежилась, сказала:
— А все-таки море хорошо только в тихую погоду.
— Нет, — отозвался Свен Эрикссон, — всегда хорошо. Могу посочувствовать людям, ведущим сухопутную жизнь, — продолжал он, тщательно подбирая слова. По-русски Свен говорил чисто, с небольшим акцентом. — Морская среда более естественна. Не надо забывать, что жизнь вышла из океана.
— Раз уж вышла, так назад ее не загонишь, — заметил Морозов.
— Вы неправы, Свен, — сказала Марта. — Из океана выползла кистеперая рыба, от которой пошли первые земноводные. А человек вышел из лесу. Лес — вот естественная среда человека. Мы — дриопитеки, неосмотрительно вылезшие в степь, под яркое солнце. Погодите возражать! — Она сделала рукой движение, от которого у Морозова сладко захолонуло сердце. — Конечно, надо было слезть с деревьев, никто не спорит, но потом начались ошибки. Человек лишился лесного экрана, он стал вырубать леса — свою естественную защиту. Он изобрел обувь и начал заливать землю бетоном и асфальтом. Короче говоря, выключился из системы, изолировал себя от естественной среды…
«Зеленоглазый мой дриопитек, — с нежностью подумал Морозов, глядя на Марту. — Великий пропагандист Босого Хождения по траве. Марта, Мартышка. Хорошо, что ты уговорила меня поехать отдохнуть: слишком долго я сидел спиной к тебе…»
Свен Эрикссон слушал Марту насупясь. Пробовал было возражать, а потом умолк. Его мускулистое тело казалось отлитым из темной бронзы.
— Свен, — сказал Витька, — вон в той стороне что-то лежит на дне. Что-то большое.
— Знаю.
— Так это пушка торчит. А я думал — труба. Я хочу посмотреть!
— Пошли. — Свен стремительно поднялся.
— Вы с ума сошли! — воскликнула Марта. — В такую погоду? Витя, и не думай даже!
— Со Свеном ты можешь отпустить его в любую погоду, — сказал Буров. — Надо же мальчику становиться мужчиной.
— В такой шторм? Ни за что!
— Это еще не шторм, — сказал Свен. — До шторма мы вернемся.
Витька, слегка опешив, переводил взгляд с Марты на Свена, а потом, уставился на отца. Отец был последней инстанцией в споре. И Морозов неохотно, одному только своему доверию к силе и ловкости Свена уступая, сказал:
— Ладно, пусть идет. Только ненадолго, Свен. И не отпускайте его от себя.
Свен кивнул и вслед за Витькой, побежавшим вприпрыжку, спустился на пляж. Вскоре неспокойная вода сомкнулась над их головами. Еще несколько секунд были видны красные пятна их гидрокостюмов, потом и они растаяли.
Начал накрапывать дождь. Морозов вынес из палатки плащ и накинул Марте на плечи. Она расхаживала по узкой пляжной полоске, глядя на море.
— Напрасно ты его отпустил, — тихо сказала она.
— Никуда не денется, — бодро ответил Морозов, но на душе у него было тревожно. — Пойдем, Мартышка, а то гости всю рыбу съедят.
— Не волнуйся, — сказала ей Инна, когда она вернулась к плитке. — Просто ты еще не знаешь Свена. Это морской бог.
«У тебя нет детей!» — чуть не крикнула ей Марта, но сдержалась.
— Ребята, — сказал Морозов, сев под любимой сосной и обхватив колени руками, — что, если пригласить сюда Вовку Заостровцева с Тоней? Пусть проветрятся на аландском ветерке. А то закисли в подмосковном лесу. А?
— Не приедет Вовка, — сказал Буров. — Позвони ему, почему не позвонить, но — не приедет. Тоня не пустит. Давайте рыбу есть, а то она обуглится.
— Удивительно, — сказала Инна, — такая резвая была Тоня — вы помните? — минуты на месте не могла усидеть, танцы ее влекли неудержимо — и в такую наседку превратилась. Какая вкуснотища! — добавила она, проглотив первый кусочек рыбы. — Упоительно нежный вкус, правда. Марта?
— Что?
— Ну-у, Марта! Уж я какая трусиха, а и то вполне спокойна. Ешь!
— Вовку Тоня превратила в закрытую систему, — сказал Буров, — зато дочка от нее ускользнула. Вот девочка! Когда-то Марта здорово кружила нам головы, но куда ей до Нади! Слышишь, Марта?
— Слышу… — Марта сидела, сжав руками плащ на груди, и смотрела на море, по которому уже бежали пенные барашки.
— Всю лабораторию Лавровского повергла к своим стопам. Во главе с шефом.
— Ну уж, — усомнился Морозов. — Не привирай насчет шефа, Илья. Не поверю, чтобы Лев Сергеич…
— Он и сам не поверит, если ему сказать, но к лаборантам Надю ревнует ужасно, колкостями их замучил. Один я уцелел, да и то потому лишь, что Лавровский со мной поссорился и я уехал.
— Лавровский с тобой или ты с ним?