Незавершенная месть. Среди безумия
Шрифт:
Мейси попросила водителя доставить ее в Пимлико, прямо к дому. Она пересела в «Эм-Джи» и направилась в психиатрическую больницу, рассчитывая найти там доктора Энтони Лоуренса. По пути она вновь принялась размышлять о путаных следах, оставленных человеком, готовым на убийство ради того, чтобы быть услышанным.
Мейси свернула в сторону Сити и, удаляясь от реки, поехала по Грей-Инн-роуд. Она вдруг вспомнила, как всего несколько лет назад шла этой же дорогой к Мекленбург-сквер. Тогда ее заинтересовала груда развалин на месте снесенной больницы. Больницу возвели около двухсот лет назад, и в свое время она считалась очень современной. В этом учреждении не практиковали медицину в прямом смысле и тем не
Подкидыш. Это слово употребляли исключительно люди определенного поколения, оно относилось к эпохе, когда приют только построили, когда жизнь бедняков не стоила и ломаного гроша, а жизнь их отпрысков – тем более: еще не начавшись, она заканчивалась в сточной канаве. Подкидыш. Ребенок, брошенный с рождения, ненужный, нежеланный. Мейси мысленно прокручивала это слово. Мог ли человек, способный на убийство тысяч и тысяч, быть сиротой? И если да, каким образом он получил образование? Как кому-то из низов… Мейси одернула себя. Свидетелей этим размышлениям не было, однако щеки Мейси вспыхнули от стыда. Она ведь тоже девушка из низов, и если бы хозяйка поместья случайно не открыла ее страсть к чтению, юная служанка не получила бы ни образования, ни профессии. Ей просто повезло. Наставник Мейси, Морис Бланш, также оказывал поддержку как ей, так и другим одаренным детям из бедных семей, за что Мейси испытывала к Бланшу вечную благодарность. Однако подкидышу нужно приложить гораздо больше усилий, чтобы пробиться в жизни, и если мальчик сумел подняться наверх, его имя должно быть известным и уважаемым. Если, конечно, он не «хамелеон», не мастер маскировки. Как и сама Мейси.
Подъезжая к больнице Принцессы Виктории, Мейси плавно снизила скорость, припарковала «Эм-Джи» недалеко от главного входа, взбежала по ступенькам, распахнула дубовые двери и объяснила дежурному регистратору, зачем пришла.
– Доктор только что прибыл на обход, боюсь, у него совсем нет времени. Он все утро провел в больнице Королевы Елизаветы и сейчас очень занят. – Привратник просмотрел перечень сотрудников, затем сверился с расписанием обходов, которое висело на стене за стойкой.
– Да-да, понимаю, и все же когда я могла бы с ним встретиться?
Привратник достал из жилетного кармана часы на цепочке, нахмурился, провел пальцем по строчке расписания напротив фамилии Лоуренс.
– Не раньше двух часов.
– Вы позволите подождать здесь?
– Как угодно, мадам, но вам придется дожидаться с час или даже больше.
– Благодарю, мистер…
– Краучер.
– Мистер Краучер. Если не возражаете, я посижу здесь. Будьте любезны, сообщите, когда доктор освободится.
Мужчина выпрямился и снова поглядел на карманные часы, затем на настенные над кушеткой, где теперь сидела Мейси. Поджав губы, он дернул плечами.
– Что ж, пеняйте на себя, если просидите тут весь
Мейси достала из сумочки блокнот и улыбнулась.
– Не волнуйтесь, меня это не пугает.
Привратник, плотный и приземистый мужчина, отличался четкостью манер. Несмотря на полноту, двигался он уверенно и не суетился, однако дважды проверял все, что делал, и когда раскладывал почту по ячейкам в соответствии с отделениями больницы, и когда отдавал распоряжения другим работникам. Он по два раза повторял каждую фразу, проверял каждое свое действие, после чего проводил руками по волосам, приглаживая их. Привычка давняя, догадалась Мейси, заметив, что волос осталось не так много. Сколько ему лет? Наверное, около сорока.
Продолжая писать в блокноте, Мейси обратила внимание, что на исходе часа Краучер куда-то позвонил и осведомился, не вернулся ли к себе доктор Лоуренс. Еще через полчаса раздался резкий телефонный звонок. Краучер ответил после первого же сигнала, а затем подозвал к стойке Мейси, скрючив палец.
– Доктор Лоуренс у себя в кабинете и готов вас принять. – Он извлек из кармана цепь с кольцом, на котором висела большая связка ключей всевозможных размеров. – Я должен вас сопроводить.
– О, разумеется. Видите ли, я работала вместе с доктором Лоуренсом. Много лет назад, когда служила медсестрой.
Глаза привратника расширились от удивления, однако он лишь сухо произнес:
– Тогда вы должны представлять, как сильно он занят.
– Спасибо, Краучер, – сказал Энтони Лоуренс, когда Мейси вошла в кабинет. – Я позову вас, когда мы с мисс Доббс закончим беседу. – Он повернулся к Мейси, жестом указал на стул для посетителей и уселся за свой стол. – Мисс Доббс, не ожидал вновь увидеть вас так скоро.
– Благодарю, что уделили мне время, доктор Лоуренс.
– Чем могу быть полезен?
– Если не ошибаюсь, вы когда-то работали в Малберри-Пойнт, правительственной военно-испытательной лаборатории в Беркшире?
Лоуренс передернул плечами, совсем как Краучер.
– Это было довольно давно, сразу после войны. И весьма недолго.
– В вашу задачу входили наблюдение за психологической стороной экспериментов и оценка влияния подобной деятельности на сотрудников лаборатории, верно?
– Откуда вам это известно?
– Недавно я встречалась с Элсбет Мастерс – правда, по другому вопросу, – и она упомянула, что вы работали вместе.
– Ясно. Как я уже сказал, с тех пор много воды утекло.
– Доктор Лоуренс, разрешите задать несколько вопросов о вашей работе в Малберри-Пойнт?
Энтони Лоуренс положил обе ладони на стопку бумаг и подровнял ее. Сдвинул стопку в сторону, затем придвинул к себе и вновь от себя.
– Все, что происходило в Малберри-Пойнт, находилось под грифом строжайшей секретности. Не понимаю, о чем думает доктор Мастерс, звоня об этом на каждом углу.
– Полагаю, она рассчитывала, что я не стану разглашать информацию.
Лоуренс принялся раскладывать на столе ручки и карандаши – сперва по размеру от меньших к большим, потом наоборот, затем выложил их по цветам. Мейси, уже знакомая с этой его привычкой, молча наблюдала, ожидая ответа.
– Насколько я понимаю, вам известен характер работы в Малберри-Пойнт, поэтому не будет большого вреда, если я расскажу еще немного, – вздохнул доктор. – Эксперименты, которые проводятся в лабораториях, требуют наблюдения как за физиологической, так и за психической реакцией на воздействие тех или иных веществ. Лишь малую часть этих экспериментов можно ставить на мышах, птицах и собаках – а общественность, судя по всему, больше волнует благополучие животных, нежели людей, – поэтому в интересах страны часть сотрудников и подсобного персонала лаборатории добровольно вызывались на роль подопытных кроликов.