Незавершенная месть. Среди безумия
Шрифт:
Едва ли я выдержу еще один год в шкуре невидимки, на которого смотрят и не замечают. Мимо нас на улице проходят, словно мы никто и ничто. Иэн больше не мог выносить подобного существования. У него было всего два друга, я и хозяин книжной лавки, который не знал даже его фамилии, хотя Иэн всякий раз записывал ее в журнале выдачи книг. Конечно, он был знаком и с Краучером, и Краучер делал все возможное. Теперь я понимаю: Иэн был прав. Никто не хочет смотреть на калек, больных душой или телом. Всем лучше, когда нас держат в холодных стерильных палатах в окружении специально обученных сестер и врачей, читающих наши фамилии
Отправляя свои письма, я надеялся получить какой-то знак, свидетельствующий о том, что мой голос услышан. Я не хотел отнимать жизни, я видел слишком много смертей. Однако по всему выходит, что у меня есть лишь одна возможность привлечь внимание. Конец года уже близок. Осталось сделать последнее. У собора Святого Павла, в новогоднюю ночь. Во имя «доброго старого времени», мои дорогие. Во имя прошлого.
Глава 13
Когда Мейси вернулась домой, часы показывали почти восемь. Она предвкушала легкий ужин с бокалом согревающего хереса, однако что-то подсказывало ей, что этот вечер она проведет не одна.
– Мисс Доббс?
Выйдя из «Эм-Джи», Мейси сперва услышала голос Робби Макфарлейна, и только потом из тумана появилась его крупная фигура.
– Старший суперинтендант?
– Не против, что я нагрянул к вам домой?
– Нисколько. Что-то случилось? – Мейси вгляделась в темноту: не ожидает ли детектива полицейский автомобиль? Машины не было.
– Нет, нет, пока нет. – В интонациях Макфарлейна сквозила неуверенность, он почти запинался. – Вы сегодня звонили в Скотленд-Ярд, и я хотел убедиться, что с вами все в порядке.
– Понятно. Давайте лучше зайдем в дом, улица – не лучшее место для разговора.
– Спасибо. Я бы не хотел набиваться, но…
– Идемте. – Мейси направилась к парадному входу, открыла внешнюю стеклянную дверь в холл, который в ясные дни купался в лучах света, падавшего из окон и освещавшего центральную лестницу. В холле Мейси свернула налево, к двери своей квартиры на первом этаже. – Никакой роскоши, зато жилье мое собственное, – пожала плечами она.
Макфарлейн закрыл дверь, подождал, пока Мейси включит свет, и вслед за ней прошел через коридор в гостиную. Она разожгла газовый камин, задернула шторы, поставила портфель и сумочку на обеденный стол и только потом взяла у гостя пальто и шляпу.
– Повешу их в кладовой в конце коридора. Там проходит главная труба отопления, и всегда тепло, даже если я не подкручиваю регулятор.
– Мисс Доббс, у вас очень уютная квартира.
– Спасибо. Мне здесь хорошо. Пожалуйста, присаживайтесь.
Макфарлейн сел на стул поближе к огню и огляделся по сторонам. Над камином висела акварель, изображавшая берег, пляж и женщину, чей взгляд был устремлен в морскую даль. Женщина чем-то напоминала Мейси. Дальнюю стену позади стола украшал незатейливый гобелен: сочная комбинация красных, золотых, лиловых, желтых и зеленых нитей. Волны цвета переплетались таким образом, что получался яркий пейзаж: сельская местность, летний вечер, заходящее солнце.
– У вас необычный вкус к искусству, мисс Доббс, – заметил Макфарлейн.
– Акварель мне подарили, а гобелен я соткала сама, он совсем простой, я не мастерица.
– Но определенно художник.
– Нет, что вы. – Помолчав, Мейси решительно произнесла: – Послушайте, я сегодня практически ничего не ела и умираю с голода. У меня есть приготовленный суп, хлеб и сыр. Поужинаете со мной?
Макфарлейн посмотрел на нее и покраснел.
– Да, спасибо, я тоже слегка проголодался.
– Отлично.
– Херес прекрасно подойдет.
Мейси вышла на кухню и оперлась руками о плиту. Что она творит, зачем пригласила детектива на ужин? Что он о ней подумает? И он, и все остальные? На плите стояла кастрюлька с супом, приготовленным со вчерашнего вечера. Мейси разожгла плиту и поставила кастрюлю на самую большую конфорку, затем поднесла спичку к газовым рожкам в духовке. Взяла из кухонного шкафа кусок сыра и деревенский каравай, положила сыр на деревянную доску, а хлеб сунула в духовку. Каравай был не первой свежести, и Мейси надеялась, что в подогретом виде он станет мягче. Из ящика буфета она достала ножи и ложки, из другого – скатерть и салфетки и накрыла стол на двоих.
– Мисс Доббс, ваш херес. – Макфарлейн протянул ей бокал.
– Спасибо, старший суперинтендант. – Она взяла бокал и провозгласила тост: – С наступающим Новым годом.
– Да, он наступит уже совсем скоро. За новый, 1932 год!
– Садитесь поближе к огню. Суп скоро разогреется, он из бычьих хвостов с морковью, картофелем и луком.
Мейси вернулась на кухню, достала две большие суповые тарелки, сняла пробу с блюда и разлила суп по тарелкам. Поместила душистый теплый каравай рядом с сыром на доску, подала вместе с супом на стол, затем вновь сбегала на кухню, открыла заднюю дверь и достала из ведерка с крышкой фарфоровую масленку. Помимо масла, в ведре хранилось полбутылки молока.
Когда Мейси пригласила гостя к столу, Макфарлейн вновь с улыбкой поблагодарил ее.
– Мисс Доббс, вы очень любезны.
Мейси кивнула:
– Угощайтесь, пока не остыло.
Несколько минут они молча поглощали пищу, потом детектив отложил ложку и признался:
– Давненько я не пробовал домашней еды.
– Так заняты?
– По большей части да.
Утолив голод, Мейси продолжила беседу:
– Вы хотели знать, зачем я звонила.
– Собственно, потому я и пришел. – Макфарлейн зачерпнул еще супа.
Мейси вспомнила комментарии Билли. Может быть, это лишь повод для визита? Безусловно, Макфарлейн стремился поскорее закончить расследование, поэтому захотел выяснить причину звонка Мейси и решил дождаться ее возле дома, хотя мог бы прийти и в контору. Впрочем, от Скотленд-Ярда до Пимлико ближе, и вполне логично, что он явился сюда.
– Не знаю, к чему приведет эта ниточка, однако я решила не отбрасывать сегодняшний рассказ Кэтрин Джонс о человеке, который приходил на их собрания.
– Мисс Доббс, вокруг пропагандистов сумасшедшие вьются десятками. Стадный инстинкт. Я не раз сталкивался с этим, а сегодня вы сами слышали, как о том же говорил Колм Дарби. Молодые и старые, они не испытывают тех невзгод, что преследуют других, но все равно чувствуют себя отрезанными от общества, поэтому в рядах политических объединений находят своего рода семью, а «семья» охотно использует их в своих целях. Только что этот дурачок был несчастным, одиноким и непонятым, и вот он уже среди людей, которые посчитали его своим. Вы еще моргнуть не успели, а он уже натворил всяких дел. Тип, которого описала Кэтрин Джонс, такой же: немного не в себе, отверженный миром. Он пытается прибиться к тому или иному берегу, но его отталкивают, и он вновь оказывается один. Допускаю, он может быть нашим отравителем, однако гораздо вероятнее, что хитрая малышка Кэтрин просто старается заслужить милость, чтобы на суде ей вынесли более мягкий приговор. Старый трюк.