Нежданное богатство
Шрифт:
Кильдевскіе крестьяне хоть и не бунтуютъ и не грозятся, но все уже не т, что были. Замчаетъ Степанъ Егоровичъ, что и работа идетъ вяло, и почтенья прежняго къ нему нтъ; слышитъ онъ разговоры о томъ, какъ царя батюшку Петра едорыча встрчаетъ людъ православный съ хлбомъ да солью.
— Ну что, Наумъ? — спрашиваетъ Кильдевъ прикащика и со страхомъ ждетъ его отвта.
Наумъ медленно качаетъ головой.
— А то, батюшка, что коли онъ теперечи черезъ Волгу перемахнетъ, такъ и пиши пропало, того только и ждутъ, окаянные… ждутъ — не дождутся!..
IV
Стояло лто 1774
Вокругъ Кильдевки пылали церкви и барскія усадьбы. Почти вс помщики бжали со своими семьями по направленію къ Москв, но рдко кому удавалось спастись: почти вс сдлались жертвами или собственныхъ крестьянъ, или всюду рыскавшихъ разбойничьихъ шаекъ. Одинъ Степанъ Егоровичъ не трогался съ мста и терпливо ожидалъ своей участи. Наумъ чуть не каждый часъ приносилъ ужасныя всти, и послдняя его всть была самая страшная: родной братъ Анны Ивановны Кильдевой, жившій верстахъ въ четырнадцати, былъ умерщвленъ крестьянами у себя въ дом. Онъ былъ вдовъ и жилъ съ взрослой дочерью. Убивъ отца и разграбивъ всю усадьбу, злоди схватили дочь, безбожно надругались надъ нею, а, такъ какъ она пробовала защищаться и выказала много смлости и силы, то они связали ее и удавили.
Кильдевскіе крестьяне еще не нападали на Степана Егоровича; но, конечно, вс работы уже давно были брошены и деревня почти вся опустла: мужики ушли къ Фирск, одному изъ Пугачевыхъ, или «пугачей», какъ тогда называли этихъ второстепенныхъ самозванцевъ. Фирска въ то время уже набралъ себ большую шайку и усплъ ограбить и выжечь два узда…
Въ первыхъ числахъ іюля, въ послобденную пору, Анна Ивановна, страшно постарвшая и измнившаяся въ послднее время, съ помощью дрожащихъ, заплаканныхъ дочерей и оставшейся въ дом женской прислуги, собирала кой-какіе цнные пожитки въ узелки; младшія дти кричали и метались изъ угла въ уголъ какъ полоумныя. Степанъ Егоровичъ, съ потемнвшимъ, осунувшимся лицомъ, сидлъ, не сходя съ мста, на крылечк своего дома. Вдругъ, замтивъ жену, несшую какіе-то узелки, онъ закричалъ ей:
— Анна, чего ты?! сейчасъ все развяжи… Куда укладываешься?.. все, слышь ты, все поставь, гд стояло… ничего не прячь!..
Онъ вошелъ было въ домъ, но при вид перепуганныхъ, полураздтыхъ дтей, едва удержался отъ рыданій и выбжалъ снова на крыльцо, а оттуда черезъ огородъ къ церкви. Церковь была отперта. Степанъ Егоровичъ вошелъ въ нее; онъ увидлъ отца Матвя съ дьячкомъ: они вынимали въ алтар изъ шкафа праздничныя ризы.
— Батюшка, ты что-же длаешь? — спросилъ Кильдевъ, обращаясь къ
Отецъ Матвй, очень сухо поклонившись Кильдеву, какъ-то странно и недоброжелательно взглянулъ на него.
— О какихъ разбойникахъ изволишь говорить, Степанъ Егоровичъ? — сказалъ онъ. — А вотъ не нынче-завтра я государя Петра едоровича ожидаю, такъ приготовляюсь достойно встртить его.
Кильдевъ хотлъ было говорить, но вдругъ замолчалъ и быстро вышелъ изъ церкви.
«Петръ едоровичъ», думалось ему: «это Фирска-то, можетъ, бглый холопъ какой, а то и того хуже — колодникъ, душегубецъ!.. это его-то онъ будетъ встрчать облекшись въ ризы, съ крестомъ… Ну, а мн какъ его встртить?»
Онъ вспомнилъ вс разсказы, одинъ другого страшне, одинъ другого безобразне; вспомнилъ, какъ изверги пытаютъ дворянъ, сдираютъ съ живыхъ кожу, безчестятъ дочерей на глазахъ у родителей. Ему ярко, ярко представилось, что вотъ, можетъ, черезъ нсколько часовъ, можетъ, сейчасъ и съ нимъ будетъ то-же самое. Онъ схватилъ себя за голову и побжалъ домой. На порог стояла его третья дочь, красивая Маша. Онъ взглянулъ на ея поблднвшее, заплаканное милое лицо, обнялъ ее крпко, будто ужъ ее у него вырывали, и зашепталъ прерывающимся хриплымъ голосомъ:
— Машуня, пойди, пойди съ сестрами въ кладовую… спрячьтесь… не выходите… молитесь!..
Она громко взвизгнула. Сбжались другія дти, поднялся вопль во всемъ дом. Степанъ Егоровичъ стоялъ совсмъ растерявшійся, вс мысли вдругъ пошли врознь, и онъ никакъ не могъ собрать ихъ.
А въ это время къ крыльцу со всхъ ногъ бжалъ Наумъ и издали махалъ руками. Степанъ Егоровичъ взглянулъ на него и сразу все понялъ.
— Подходятъ! — крикнулъ Наумъ: — и конные, и пшіе… и наши съ ними… ужъ въ рощ… самъ видлъ…
Анна Ивановна, взрослыя дочери и вс дти страшно заголосили, но вдругъ замолкли и, тснясь и толкаясь, бросились во внутренніе покои. Степанъ Егоровичъ опустился на ступеньки крылечка и сидлъ неподвижно, съ исказившимся лицомъ, съ трясущимися руками. Наумъ стоялъ подл своего господина спокойно и серьезно.
Ясный іюльскій закатъ заливалъ горячимъ свтомъ весь дворъ, огородъ и старую любимую Кильдевскую рощу, изъ которой доносились крики и дикіе раскаты нестройной псни.
V
Не прошло и десяти минутъ, какъ во дворъ нахлынула полупьяная толпа, состоявшая изъ самаго разнообразнаго люда, одтаго во всевозможные костюмы. Здсь были и крестьяне, и бглые дворовые, и городскіе приказные, и купцы, и какіе-то проходимцы, прежнее званіе которыхъ опредлить было очень трудно. Всякій былъ одтъ въ награбленное платье; на сиволапой мужицкой фигур виднлась богатая шапка, небритый пьяный лакей оказывался въ бархатномъ расшитомъ камзол. Вооруженье тоже было самое разнообразное: виднлись ружья, пистолеты, но все больше топоры да дубины. И вся эта разнородная толпа кричала и ругалась. По дорог она разбила два кабака и многіе были уже совсмъ пьяны. Какой-то приземистый, несовсмъ твердый на ногахъ старикашка, въ собольей шапк и длинномъ плащ, кричалъ и махалъ руками больше всхъ. Его называли полковникомъ. Онъ выдлился изъ толпы и подошелъ, то и дло пу таясь въ своемъ плащ, къ крылечку.