Нежданный гость
Шрифт:
Он не отрывал от нее глаз, и она вспомнила, как увидела их в первый раз. Как они поразили ее: такие синие, темные и яркие одновременно, будто зимний день.
Она встряхнула головой.
Он все держал ее взглядом. Наконец кивнул и сказал в третий раз:
— Ты всегда была умница.
Она вложила кольцо в его ладонь и сжала ее:
— Пусть его распилят. За него все равно много дадут, и на первых порах тебе хватит на жизнь.
Он взял кольцо почти так же, как много лет назад взял ее руку в тетушкиной кухне, — не просто как хрупкую вещь или часть чего-то прекрасного, но как нечто, благодаря своей хрупкости и красоте живущее самостоятельной жизнью. После стольких лет его, ее и их общая история оказалась переписанной наново. Она больше не будет стараться вытеснить Найла из памяти, но воспоминания о нем перестанут ее мучить.
Они
— Иди туда, — велел он, указав на большую освещенную улицу впереди. — Я подожду, пока ты не выйдешь на свет, и пойду в другую сторону. — И добавил: — Прощай, Клэр.
— Прощай, Найл, — с усилием произнесла она.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Только бы не оглянуться.
Тогда в Дублине они не попрощались — теперь простились навсегда. Ноги будто сами собой шли вперед, шаг за шагом. Прислушиваясь к ритмичному постукиванию каблучков, она продвигалась по узким мощеным улицам четвертого арондисмана. Улочки извилистые, со множеством поворотов, но постепенно она поняла, что идет в правильном направлении. Дошла до широкой и ровной улицы Риволи. Остров Сите совсем близко, легко дойти пешком. Каким далеким кажется вчерашнее утро, когда она проснулась, почувствовав уверенное прикосновение Эдварда к плечу и вернувшись к пугающей мысли о переезде в Дублин! Чего только не произошло с тех пор! Но в жизни все непредсказуемо. Возможно, то, что она намеревается совершить, вновь сделает переезд в Дублин невозможным, хоть это и не входит в ее планы. Мысль об Ирландии перестала внушать ей страх. Страшно лишь повторить собственные ошибки — или что их повторит ее сын.
На фоне темного неба неожиданно проступил резкий контур башни Сен-Жак, напоминающий игрушечный замок на песке, слегка подмытый водой. Она свернула налево, на улицу Сен-Мартен. Откуда-то взлетели голуби, и их темный силуэт пронесся мимо нее. Проворковали над ее головой и уселись на карниз. Чистильщики старого города, питающиеся падалью и городскими отбросами. Окно закрылось, и голуби перелетели на другой карниз.
Она дошла до авеню Виктория. Из ресторана на противоположной стороне улицы нетвердой походкой вышли несколько пар. Над входом зеленая вывеска с тонкими белыми буквами на ней: «Зеленая коноплянка». Ну разумеется, ирландский паб на единственной парижской улице, названной в честь английской королевы. И именно сейчас, в довершение всех неожиданностей сегодняшнего дня. Впрочем, это уже другой день, да и вообще не день, а то странное время после полуночи, когда ночь начинает едва заметно переходить в утро. Женщины покачиваются на высоких каблуках, ищут сигареты, хватаются за руки спутников, чтобы не упасть. Мужчины громко переговариваются. Один достал из кармана зажигалку. Кажутся вполне счастливыми. И такими беззащитными! Перед кучей гвоздей, разлетевшихся после страшного взрыва в лондонской подземке в утренний час пик, перед самолетом, пробившим стену здания. Где гарантия, что и здесь в это самое мгновение не взорвется бомба? Впереди возвышаются величественные шпили Консьержери. Здесь тоже гибли люди; отсюда Марию-Антуанетту увезли туда, где ныне находится площадь Согласия, и обезглавили. Маленький позолоченный патрончик с губной помадой, гладкий кошелек из мягкой черной кожи, каблуки, части рук и ног, любовь, мечты, споры, козни, суета… В одну секунду все разлетелось в воздухе на миллионы частиц. Нужно было лишь оказаться не в то время не в том месте и чтобы там был кто-нибудь с вывихнутыми представлениями о справедливости. Безумие! Она всю жизнь старалась держаться в тени, задолго до одиннадцатого сентября и до того, как во всем мире стали бояться оставленного в залах ожидания бесхозного багажа. Но за годы раздумий о том, чему она могла стать причиной, она кое-что поняла. Страх — одна из форм терроризма. Что бы там ни было, нужно жить в мире. И быть его частью.
Вид Сены прервал ее размышления. В движении воды есть своя музыка. Река, словно женщина, извивается в разные стороны, тычется в берега острова Сите, и огни моста Нотр-Дам одевают ее текучее тело в золото. Дойдя до Сите — острова в центре Парижа, где когда-то кельтское племя паризиев воткнуло копья в землю и разбросало звериные шкуры среди ив, тем самым положив начало городу, который с некоторыми допущениями принято считать самым прекрасным в мире, — Клэр на минутку остановилась, чтобы полюбоваться видом и еще раз оценить себя и свое окружение перед тем, как
Мимо прошел пьяный, согнувшись в ее сторону под неощутимым порывом ветра. Она продолжила путь. Перешла через мост, дошла до улиц Сите. На набережной, опираясь на дерево, тесно сплелась в объятиях молодая пара, как будто целиком состоящая из небрежно повязанных шарфов над лохматыми головами. Клэр захотелось остановиться и поглазеть на них, но она пошла дальше, окруженная тишиной и видами Парижа, словно сошедшими со страниц дорогого фотоальбома. Нужно исполнить последний долг этого дня.
Спустя несколько минут она добралась до нужного места. Слева возвышался монументальный Отель-Дьё де Пари[95]. Справа — массивные каменные стены префектуры полиции. Она уже бывала здесь — оформляла документы. Местные жители получают в префектуре водительские права, а иностранцы — вид на жительство. Однако во внутреннем лабиринте плохо освещенных душных комнат занимаются и расследованием уголовных преступлений, и вопросами общественной безопасности. Она случайно узнала об этом на одном из коктейлей. Где-то внутри есть комната, в которой в любое время можно сделать заявление.
Прежде всего нужно ее найти. Во Франции все так запутанно, особенно государственный аппарат. Она постояла в нерешительности в тени здания, потом направилась вдоль стены, пока не достигла противоположного берега и собора Парижской Богоматери. Кажется, за ней следят. Не гуляки-полуночники и не бродяги-туристы. Может, охрана ведет наблюдение? В других обстоятельствах она спросила бы дорогу у охранника, но здешние полицейские вряд ли дружелюбно кивнут ей шапочками, в отличие от знакомой охраны, мимо которой она ежедневно проходит по улице Варенн. Наконец она заметила какое-то движение у одного из углов здания и направилась туда. Одинокий полицейский, едва заметный в ночной полутьме.
— Офицер, — предельно вежливо обратилась она к нему по-французски, — мне нужно в отделение полиции.
Он наморщил лоб:
— La Prefecture?
Здание префектуры нависло над ними, как огромный, похожий на тонкое кружево памятник французской бюрократии.
— Не совсем. С кем я могла бы поговорить о преступлении?
— Вы стали жертвой?
— Нет. Мне нужно поговорить о преступлении, совершенном другим человеком.
— Вам следует сделать заявление в центральном отделении вашего района.
— Нет же, это совсем другое преступление. Не имеющее отношения к моему району.
Он терпеливо смотрел на нее:
— Вам нехорошо, мадам?
— Нет-нет, я в полном порядке. Дело не во мне. — Бессмысленно продолжать разговор. — Не скажете ли, где здесь ближайшее центральное отделение?
Он объяснил, и она направилась назад в сторону правого берега. Целующаяся парочка на месте, а вот пьяница куда-то исчез. Она еще раз перешла через мост. У ночного клуба ждет одинокое такси. Должно быть, пассажир только что вышел. Клэр заглянула внутрь и увидела, что шофер говорит по мобильнику. Она постучала по стеклу, он подскочил от неожиданности и смущенно улыбнулся. Она села в машину.
— Добрый вечер, мсье. Улица Круассан, восемнадцать, пожалуйста.
Остановившись у современного здания отделения полиции с застекленным фасадом, шофер не выказал ни малейшего любопытства. Протянул руку и взял у нее деньги.
Она предъявила полицейскому у входа свою carte speciale. Он двумя пальцами поднес дипломатическое удостоверение к глазам, удивленно приподнял бровь.
— Вы приехали одна, мадам? — спросил он по-французски. Она кивнула, и он задал следующий вопрос: — Почему?
— Потому что.
Он внимательно взглянул на нее: не пытается ли она его оскорбить? Решив, что нет, отдал ей удостоверение и указал на комнату ожидания. Она старалась не смотреть на тех, кто там собрался: на молодого мужчину со старой женщиной, двух мужчин среднего возраста, — не видеть, чтобы стать незаметной.
Казалось, прошли не минуты, а часы и целые годы. Очень поздно, даже в воздухе разлита усталость. Наконец полицейский, принимающий жалобы, знаком пригласил ее подойти. К ее удивлению, улыбнулся, когда она приблизилась к стойке: