Неживой
Шрифт:
— Ярион! — окликнули княжча строгий голос, он тут же выпустил воздух и скривился.
— Ярион! — повторил голос и из леса выбежал крепкий мужчина с уже поседевшими волосами, в дорогой походной одежде из кожи.
— Да тут, я тут, дядя, — негромко ответил мальчик.
— Я тебе что говорил? — мужина схватил его за ухо и выкрутил. — Отвечай, когда тебя зовут! Уяснил?
— Уяснил, — мальчик зашипел от боли, но почти не скривился.
— Простите, госпожа, — незнакомец повернулся к Ярине и чуть поклонился ей. — Хулюган растёт. Надеюсь, он не напугал Вас.
— Да нет, что Вы, всё хорошо, —
— Я Витим Поморский, а это мой племянник Ярион, сын Ставра, князя Поморска.
— Ярина, просто Ярина, — Ярина изящно поклонилась.
— Не слыхал я, чтобы тут деревни рядом были, — медленно промолвил Витим, оглядывая глухой лес.
— И правильно не слыхали. Нет тут деревень, — Ярина ласково улыбнулась.
— Так и что же Вы тут делаете? — странно спросил Витим, вышел вперёд и завел себе княжича за спину. — Как тут оказались?
— Травы собираю, — спокойно ответила Ярина.
— И какие же?
— Анис и полынь ищу. И ещё несколько трав позабористей, — Ярина задумалась на секунду и вдруг заметила напряжённый взгляд и позу Витима и что его рука легла на рукоять кинжала, и как крикнула: — Ой, ну началося! Не ведьма я!
Витим вздрогнул и убрал руку, недоумённо уставившись на Ярину.
— Не ведьма? — недоверчиво спросил он, и прислонил руку к груди, чтоб чертить охранный знак.
— Вот вы совсем со своей Всематерью с катушек-то подъезжали! Раз баба красивая и в лесу одна, значит ведьма сразу?! Так получается?!
— Ну?.. — неуверенно спросил Витим немного сжимаясь от её крика.
— Ну, ладно-ладно, ведьма я, поймали меня, — голос Ярины вдруг стал совсем спокойным и даже расслабленным, а глаза Витима забегали, он совсем был сбит с толку. — Только белая. И вообще не ведьма, а знахарка и целительница. Детей не краду. Не ем. Зерно и воду не порчу. Женатиков не соблазняю и в лес не увожу. Пакостей не делаю. Травы собираю и больных лечу. И людей, и животных. Мимо не прохожу. Знахарка я. Ярина.
— А травы зачем собираешь? — спросил Витим, разглядывая её исподлобья.
— Честно? Зелье буду хмельное варить и им горе заливать. Что меня ведьмой кличут мужики всякие из лесу.
Витим смерил её ещё одним тяжёлым взглядом и вдруг рассмеялся и расслабился.
— Прости, государыня, — сказало он улыбаясь. — Княжича мне поручено охоронять, даже жизни своей ценой. Не каждый день в глухом лесу красавицу встретишь, да ещё и имя такое подобралось… Как в сказке какой.
— Совпадение как совпадение, — пожала плечами Ярина и посмотрела на него как на осталого. — И не такое видалось. А Вы тут чего комаров кормите?
— Не поверишь, — вновь рассмеялся Витим. — По травы пошли. Юного сюзерена уму разуму и наукам учим, пока он до юбок не созремши. Полезно ему знать от чего смерть, а что и от поноса спасёт в походе военном.
— Ах вот оно что.
— А коли ты знахаркой будешь… может, и покажешь нам чего полезного?
— Так тебя поцеловало Солнце? — снова спросил мальчик, на этот раз нетвёрдым голосом.
Вечерело. Костерок у лесной сторожки потрескивал и подбрасывал к небу столпы искр. Витим и четверо сопровождающих их с княжичем мужчин расположились в тесноте
— Если б солнце меня поцеловало, юный княжич, то от меня бы и головёшки не осталось. Горячее оно, ежели ты не знал, — ответила Ярина, вороша палкой костёр.
— Насколько горячее? — с придыханием спросил княжич.
— Да горечей нет ничего. Сам рассуди — оно каждую ложечку воды обогревает. А в море их сколько? А морей сколько? Каждой травинке его внимание нужно, каждому листочку. Каждую снежинку топит. И даже нам оно нужно как воздух.
— Даже в Пекле не так горячо?
— В Пекле горячо только для грешников… — задумчиво сказала Ярина, глядя сквозь огонь. — Истинное Пекло очень холодное.
— А ты откуда ведаешь?
— Так я ж ведьма. Оттудова и выбралась! — Ярина выдержала паузу, чтобы вдоволь насладиться напуганным князем и тихонько рассмеялась.
— Ух, окаянная! — зашипел на неё князь и провёл круг по груди.
— Я ведьма и моё дело ведать, — улыбаясь сказала ему Ярина. — К таким как я виденья сами приходят, а мне в них лишь разобраться нужно.
— И что за ведения?
— Да самые разные. О том, откуда вон та травинка пошла, или как ты шрамик над бровью получил, за бабами в бане подглядывая, срамник мелкий, — при упоминании шрама княжич стыдливо опустил глаза и зацвёл багрянцем. — Вещи незначительные по большей части, но из таких вот песчинок Полотно Мироздания строится… а бывают и иные «послания», уму разуму не понятные…
— Например?
— До того, как вы с дядей на полянку ко мне вышла видела я кой чего…
— Ну же! Не томи.
— Лезла я боярышника нарвать. Смотрела на его красные ягоды, сквозь ветки, тянулась к ним. Лес вокруг, и трава, и кусты… почернели вдруг, да пеплом до земли осыпались. Песок оставили серый, да камни. Солнце так далеко убежало, как зимой самой лютой не убегает. Тихо очень. На небе ни облачка, да и воды негде взять, воздух сухой. А я всё там стою, где цветы собирала. Идёт мимо меня человек. Хотя нет… не человек. Кожа у него чёрная, но не как у заморских, а совсем уж… как смола. Прожилки по ней бегут белые и жёлтые, словно мелом подведённые, пульсируют. Сложен он как аристократ, черты острые, хищные и взгляд такой, словно все перед ним на коленях должны стоять. А в душе него… даже не знаю. Не темнота какая-то, не свет, а колодец, у которого дна не видно, и непонятно, что там. Не знаю уж боятся мне его или кланяться. Мимо он проходит и видит на дороге мужичка убогого, худого и голодного. Диковатого какого-то. Смотрит мужичок этот на небеса со звёздами, да покоя не может найти. Чёрный человек к нему идёт, да вдруг мигом из мужчины, женщиной оборачивается, да красивой. Говорит ему что-то, слов я не слышу, но мужчинка диковатый вдруг на глазах преображается. Больше нет во взгляде его потерянности и дикости. Вскакивает он с камня, да прочь бежит, так и не скажешь, но мне чувствуется, что другое что-то случилось, страшное. А чёрная женщина ко мне поворачивается, представь, видит меня сквозь пелену веков и миров пограничных, улыбается, кожа её трескается, сходит, а под ней кожа белая и волосы рыжие. И лицо моё.