Нежное прикосновение
Шрифт:
— Вы сказали, что не знаете, где он? — спросил Стефен с горечью в голосе. — Я не верю вам.
Анна пригладила кудри, свободно разметавшиеся на ветру.
— Ради Бога, это истинная правда!
Правда! Это было как падение в бездну. Она принадлежала еще кому-то! Стефен теперь понял все эти протесты, постоянные напоминания, что они женаты не на самом деле… Заявления, что она будет сама по себе. Его использовали. Она попользовалась им, чтобы иметь бесплатный билет и безопасный проезд в Америку, чтобы там быть с другим мужиком.
— Замужем. Ладно,
— Но он никогда мне не был дорог, не то что вы!
— А-а, так я вам дорог, я?! — спросил Стефен, передразнивая ее. Он смотрел на перепуганное лицо Анны, но чувствовал только собственную боль. Ему хотелось ударить ее прямо под дых, точно так же, как она ударила его. — Ну, а вы мне безразличны — были и есть.
— Стефен, — тихо проговорила она. В глазах ее засверкали слезы, сделав ее еще прелестнее, прелестнее, чем имеет право быть женщина.
— Вы не думаете так. Конечно, не думаете, нет.
— Играть дурачка не собираюсь… Вашего мужа, вашего защитника. Вот почему я даже не затащил вас в постель — так заботился о вашей чести!
Теперь он кипел от гнева. Никогда — никогда он такого удара не получал; никогда не позволял такого рода удару пробить его защиту.
Лицо Анны исказилось отчаянием:
— Ах, не говорите так! Ну где же ваше сердце?!
— Мое сердце?! — вскричал он. — Оно здесь. — Он потянул спереди свои брюки. — Здесь мое сердце, да и все чувства к вам. Все, что я от вас хотел, было здесь, именно здесь, и я ведь преуспевал, желая вас заполучить. Что, не так разве?
Анна зарыдала, и слезами прекратила борьбу, а Стефен был этому рад. Когда она пыталась справиться с рыданиями, в лунном свете нежно белело ее горло, но это зрелище его не тронуло — собственная боль была нестерпима. Приняв небрежную позу у ограждения, он отвернулся. Ум его метался в поисках защиты, пока он не нашел то единственное, что могло служить барьером для его чувства к Анне.
Роза! Помилуй Бог, ну разве не позор, что он о ней забыл?! Позволил себе спутаться с женщиной, вроде Анны; позволил обмануть себя и попасться на приманку, — пленник своих самых низменных инстинктов, когда у него есть сын Рори, которого нужно растить. Господи! Она же и Рори обманула! Десятилетнего мальчонку.
— Вы можете оставаться с нами до конца плавания, — холодно сказал он. — Я не хочу, чтобы Рори плакал, когда вы уйдете, так что перестаньте суетиться над ним, как вы это делали, заставляя его привязываться к вам все больше и больше. И не говорите о вашем… муже в его присутствии.
Анна задохнулась:
— Да я никогда! Как вы могли даже об этом подумать?
— Я не хочу, чтобы по вашей вине парнишка плакал.
— И вы думаете, что я способна на такое? — взорвалась Анна. Она сорвала с плеч пиджак Стефена и, бросив в него, хлестнула по лицу. — Вы не о Рори думаете. Думаете о себе, о своей гордости. Я вас поняла, Стефен Флин. Я поняла, что если заглянуть вам в душу, то вы не о Рори печетесь и не обо мне или о правде, а единственно только о себе самом! И все, что вас волнует — это как бы вам не выглядеть полным дураком, женившись на мне.
— Замолчите, иначе…
— И не вы ли говорили мне, что этот брак только на время плавания? «Он не будет
— Не перекладывайте на меня свою вину, черт возьми!
— За то, что не сказала вам правду, от всей души прошу прощения. Но почему вы говорите со мной с такой ненавистью? У вас не хватило милосердия простить мне пустяк — вроде булавочного укола, у вас — которого я считала самым добрым человеком на свете… — Она замолчала и сердито вытерла глаза. — Можете меня убить, если я не выплачу вам все, до последнего цента, включая и плату за выкуп меня у капитана.
Она повернулась и побежала от него прочь, сверкая в лунном свете шелками и спутанными рыжими кудрями.
Стефен ударил кулаком по ограждению. Да пропади она пропадом! Ну разве это не истинно по-женски — обмануть мужчину, а потом перевернуть все так, что он же и виноват? «Вы думаете единственно о себе самом», — сказала она, но он думал не о себе, он же о Рори думал. И несомненно, у него была причина чувствовать себя обманутым.
Он старался подогреть ярость, но ему удалось только перебрать свои муки. Вместо того чтобы почувствовать ненависть, он погрузился в печаль. Если бы он был не на корабле, он бы постарался с ней никогда больше не встретиться. А раз все было так, как есть, он должен еще три или четыре дня терпеть, наблюдая, как она приглаживает волосы; слушать шорохи, которые она издает, когда работает… Ради мальчика он должен с ней говорить вежливо, а ради самого себя прекратить вспоминать, каково ее чувствовать в своих объятиях.
Стефен встряхнул пиджак и набросил на плечо. Муж. Как это она сказала? «Он бросил меня пять лет назад». Да разве это может быть? Муж наверняка дожидается в Нью-Йорке. Ни один мужик с мозгами, с сердцем и действующими мужскими частями не бросил бы такую девушку.
Или, может быть, она сама его бросила, бежала без оглядки. Помилуй Бог, может, этот ублюдок оскорблял ее!
Эту мысль Стефен быстро отбросил. Он больше не защитник Анне. Она врала ему напропалую. Наврала и использовала его, дурака из него сделала. Муж дожидается ее в Нью-Йорке, он пари готов держать!
Тучи закрыли луну. Стефен промерз до мозга костей. Не может он оставаться здесь всю ночь, будь он проклят! Он и не собирается прятаться в каком-нибудь салоне из-за того, что не хочет оставаться с Анной наедине.
Стефен надел пиджак и, взглянув последний раз на скрывшуюся луну, пошел в каюту.
Анна поднялась с кушетки, когда Стефен вошел в каюту.
— Я не хотела вас беспокоить, — сказала она, избегая смотреть на него. — Но я не могу снять это платье. Горничная миссис Смит-Хэмптон зашила его очень прочно.
Стефен бросил на вешалку пиджак. Анна хотела сделать ему замечание, но промолчала. Не ее дело, что он будет делать со своим пиджаком. Она добьется, что он может вообще бросить его в море.
Стефен вынул запонки из манжет и бросил их на блюдо.
— И что я должен сделать, ну? — кисло спросил он, глянув мельком на платье. — Снять его с вас?
Анна приготовилась к резкому отпору, но когда взглянула ему в лицо… Он выглядел побитым, измученным. На щеках и подбородке появилась тень от щетины, в глазах — усталость.