Нежность к мертвым

Данишевский Илья

когда она вышла в большой мир… кажется, иногда ей снились

странные сны, что-то вроде Башни, которая растет на морском

дне и вокруг которой водят хоровод страшные люди-змеи, наги

или дети индуистской Кали, и, вероятно, это было предчувст-

вием Бомонда и его своры. Вечер под липами, Унтер ден Лин-

ден, когда ее бросил Боб, был теплым, медленно начиналась

ночь, в соседних кофейнях мололи кофе, Алисия не могла ни-

257

Илья Данишевский

чего

понять, никакие кинопремьеры не могли проникнуть в нее

глубоко, она увязла, перестала различать цвета, отец развелся с

матерью, почему-то он ушел к секретарше, и почему-то Алисия

не злилась на него, она была спокойна и даже была на его

свадьбе, он венчался, Алисия поздравила его и его новую жену,

а потом вернулась к матери и сочувствовала ей, ощущение

двоедушия не мучило Алисию, Алисию ничего не мучило, в тот

вечер, когда она шла по Унтер ден Линден, ее не мучило даже

расставание с Бобом, почему-то не было ничего, кроме про-

страции, безраздельной пустоты, был вечер, потом была ночь,

потом было утро, прошлое и будущее почему-то скомкалось, а

когда Алисия заснула, ей вновь мерещилась Башня и люди-

змеи, то были теплые сны, после которых все тело не хочет

просыпаться, разморено, расширены поры, влажная промеж-

ность, и кажется, что внутри живет болезнь, потому что бук-

вально не можешь выпутаться из морока; а потом был еще этот

сон, и еще, воспоминание о сестренке, которая раскачивается

на качелях, о матери, которая гаснет посреди супружеской

кровати, о самой этой кровати, душно пахнущей отцом, о ярких

эротических вспышках, которые пронзают тело, когда думаешь

об отце, о каких-то особых его проявлениях, вновь о Башне, о

людях-змеях; ватное тело преследовало Алисию с мужчинами и

не хотело отпускать, ей казалось, что она бредит или бредет по

морскому дну, она кричала и притворялась, что чувствует,

разыгрывала сценки, играла эмоции, она ощущала, что она —

уже не она, а какая-то другая женщина, или куст или кошка,

что-то инородное Алисии, уже не та Алисия в мантии магист-

ра, и даже не та Алисия, которая была на отцовской свадьбе,

будто была тысяча этих женщин и все они ютились в одном

теле, но этому не было психологического термина, но это не

шизофрения, нет, просто будто она быстро шагает по лестнице,

или в примерочной кабинке меряет множество платьев, будто

ничего и не меняется, но каждый последующий день — пусть и

похож на предыдущий — уже совсем другая Алисия вылупля-

ется из вчерашней Алисии, и это сны с Башней, сны с людьми-

рыбами, она посещала

отца или оставалась у матери, они не

замечали никаких изменений, один был почему-то счастлив

новой жизни, а другая почему-то несчастна, хотя и то, и то

было сухокожим и не имеющим никакого отношения к дейст-

вительности. Кажется, они встретились вечером, или ночью,

258

Нежность к мертвым

может даже, ближе к утру, может и так, мистер Бомонд (тогда

его звали так) представился коллекционером ценностей, он вел

большого ротвейлера и остановился в парке для чтения газеты,

прямо под фонарем. Алисия подумала, что его выгнала жена

или любовница, может быть, что-то другое, и подумала, что

ищет насилия, не против остаться с этим Бомондом на сегодня-

завтра-потом, пока не надоест, ни одному человеку не удава-

лось впутать Алисию в свои игры и свое поле, но она была не

против этого человека и его собаки, она не желала этого, но и

не противилась. «Мой Дом переезжает» сказал он, свет фонаря

просвечивал тонкую кожу на его лице, Алисии показалось, что

этот господин только притворяется человеком, а на самом деле

больше похож на нага из ее снов, какая-то скользкость, какая-

то чешуя была внутри него, змеиные движения и нескончаемая

скука.

Грета испробовала все виды человеческой внешности,

длинный нос, короткий нос, сутулость, красота, отрезанная

после рака грудь, светлые волосы, лысый череп, гермафроди-

тизм; сотни имен, человеческие годы скомкались, не оставив на

ней складок, мама успела умереть, папа, его ребенок от новой

жены, с которым Грета так и не познакомилась, прошлое и

будущее существовало внутри Дома, ни прошлое ни будущее

ничего не значило, Дом скорее выпивал эмоции, чем дарил их,

хотя казалось совсем иначе, казалось будто что-то приобретает-

ся, Грета в убыток под множеством имен, в множестве тел, с

тысячью выдуманных биографий. Годы они отсчитывали ми-

молетными увлечениями, цепочкой самообманов, Бенедикт

начинал свою вечность с Иуды Искариота, Варфоломей с 1435

года, но он никогда не рассказывал деталей, Грета, по идее,

отсчитала девяностый год с того дня, когда она встретила муж-

чину и его пса на лавочке в Берлине, а может и несколько

больше или меньше, дьявольская сила умела скручивать годы в

пружину, каждая спираль, каждый сгиб которой назывался